Петр Третий сам выбрал Ропшу. Но чтобы поверить в это, надо совсем не знать тех мест: это укрепленный замок, где Григорий заранее позаботился разместить четыре десятка людей, которым безраздельно доверял. Они должны были стоять на посту днем и ночью. И только там я понял, что Алексей просил меня присоединиться к ним, чтобы было кому составить царю компанию во время обедов и ужинов. Я являлся чуть ли не единственным его сотрапезником. Это было весьма тягостно. Царь спрашивал меня, как я согласился ввязаться в столь постыдное предприятие и кто мне за это платит. Тогда мне никто еще не платил. Я ему ответил, что меня насильно заставили составить ему компанию в его изгнании и что его смещение было требованием народа. Мой ответ исторг из него бурю ругательств в адрес непорядочных людей, которые нагло присваивают себе право говорить от имени народа.Как Барбере и заявил в самом начале, едва только вошел, он был измучен не столько физически, сколько духовно. По мере того как продолжался рассказ, замешательство Себастьяна возрастало.– В первое утро нашего пребывания в Ропше, когда я завтракал с царем, пришел Григорий, держа в руках какой-то документ, который положил на стол. Царь спросил его по-немецки, что это такое. Я немного понимаю этот язык. Григорий ответил, что это акт об отречении от престола. Петр Третий побледнел как полотно. Он спросил: «И кто же станет моим наследником?» Григорий ответил ему, что это, несомненно, будет его жена. Царь смахнул документ со стола и удалился в свою комнату.Из рассказа гостя Себастьян узнавал о жесткости, даже грубости Григория Орлова, и замешательство Сен-Жермена сменялось разочарованием и тоской.Барбере сделал большой глоток вина из бокала, который наполнил Франц, а Себастьян не мог не спросить себя, какое тайное намерение преследовал гость своим рассказом, если, конечно, предположить, что таковое имелось. Возможно, и здесь была какая-то интрига и Барбере хотел дать своему наставнику неверное представление о событиях.– В шесть часов вечера Григорий постучал в комнату царя. Слуга открыл дверь, и Орлов заявил: «Этот документ рано или поздно будет подписан, и вам это хорошо известно. Лучше, если это случится как можно раньше». Царь ответил: «Я подпишу документ, если вы пообещаете отвезти Екатерине письмо, которое я напишу прямо сейчас». Григорий, конечно, согласился. Царь подписал отречение от престола и отдал письмо. Разумеется, Григорий его вскрыл. Он прочел его содержание Алексею и Федору. Так я узнал, что Петр Третий просил у своей супруги разрешения уехать в Германию в сопровождении Елизаветы Воронцовой, и подписал он письмо: «Ваш покорный слуга». Братья Орловы очень потешались.– Самое худшее, – продолжал Барбере, – это поведение Григория и Алексея. Они порой присаживались к нам за стол, пренебрегая знаками почтения, какие положено оказывать государю, хотя бы и низложенному; зачастую братья вели себя невыносимо дерзко и заносчиво. Когда пленник, ибо царь, конечно же, был пленником, которому дозволялся час прогулки в день под строгим присмотром, напоминал, что он единственный законный потомок Петра Великого, кто-либо из братьев непременно возражал, что тот, мол, дурно воспользовался своим родством и что Петр Третий, вероятнее всего, брат Фридриха Прусского. На седьмой вечер Алексей стал совершенно невыносим, позволил себе гнусное оскорбление, назвав пленника любовником Фридриха. Царь вскочил из-за стола и набросился на него. Алексей схватил столовый нож и всадил государю прямо в живот. Петр упал. Не прошло и часа, как он умер.Такова была правда про «геморроидальные колики, осложненные кровоизлиянием в мозг».– Но то, что вы мне рассказываете, – это же настоящее убийство, – возмутился Себастьян.– Именно. Тогда я уехал из Ропши в Санкт-Петербург, где оставался три дня. Я не знал, что и думать. Перед самым моим отъездом Григорий Орлов передал мне кошелек. Я принял его, поскольку прекрасно осознавал, что во всей этой отвратительной истории был всего-навсего обычным наемником.Как раз после этих горьких слов Франц подал шоколадное мороженое.Барбере недоверчиво попробовал ложечку.– Странный десерт, – горько улыбнувшись, произнес он. – Можно подумать, что это какое-то алхимическое соединение. Очень приятное на вкус.Некоторое время шевалье молчал.– В течение этой недели Воронцов подвергался тяжелым испытаниям. От него требовали, чтобы он признал ошибки царя. Канцлер отказался. Я не сомневаюсь, что его даже пытали, но он так и не уступил. Я понял это по лицам братьев Орловых. На их физиономиях было такое выражение, будто их обманули. Не знаю, кто из них двоих несет главную ответственность, но это такая бессмысленная жестокость.– Почему вы участвовали во всем этом спектакле? – спросил Себастьян.– Потому что я хотел сохранить верность вашей миссии, граф. Вы же поставили цель свергнуть Петра Третьего с престола. Я научился с уважением относиться к вашим рассуждениям. Я думаю, это и в самом деле был жалкий царь. Но конец его оказался ужасен. Не знаю, может, вы предчувствовали ужас его гибели. Я отныне убежден, что идеи бесчеловечны. Всякие идеи, граф.Поскольку шевалье ел скорее машинально и не контролируя себя, вскоре он стал жаловаться на несварение желудка. Себастьян собственноручно изготовил ему лекарство на основе жидкой глины и опиума. Вечером, хорошо выбритый и переодетый стараниями Франца в свежую одежду, Барбере выглядел уже не столь плачевно.– Ах, – с горькой усмешкой воскликнул он, – если бы можно было найти лекарство, которое бы столь же эффективно врачевало душу, что и тело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127