Необходимо свергнуть ее.И масонство станет той армией, которая будет вести сражение. Теперь, в пятьдесят девять лет, Себастьян обрел цель существования.
По возвращении в Хёхст Сен-Жермен нашел письмо, в котором сообщалось, что берлинская ложа «теряет жизненные соки», – именно такое выражение использовал человек, подписавший письмо, некто барон Книхаузен, не знакомый Себастьяну. Граф немедленно отправился в путь, спрашивая себя, как его на этот раз встретит Фридрих II, конечно, если вообще удостоит Себастьяна встречи.Он остановился в той же гостинице «Золотой медведь», что и в первый свой приезд сюда, и велел предупредить барона о своем прибытии. Встреча была назначена на завтра. Барон Книхаузен, шестидесяти восьми лет, сердечно принял графа и провел в гостиную, где должно было состояться собрание.Двадцать семь тамплиеров разглядывали Себастьяна с нескрываемым любопытством. Как, неужели граф де Сен-Жермен принадлежит к их ордену? Поскольку слух о злополучном празднике у герцога Баден-Вюртембергского и громкой кончине карлика Момильона, разумеется, дошел до Берлина, все эти люди рассчитывали увидеть человека ужасающей наружности, в сопровождении гномов и привидений, способного при малейшем недовольстве изрыгать огонь. А перед ними сидел изысканно одетый господин с весьма любезным выражением на лице, и – никаких грозовых туч, мечущих молнии! В довершение всего он был одним из них.Когда первое удивление прошло, барон Книхаузен сообщил присутствующим, что великий магистр Сен-Жермен прибыл в Берлин по его просьбе, чтобы ответить на накопившиеся вопросы.– В чем состоит наше предназначение? – спросил один из тамплиеров.– Сражаться с духом вечной тьмы.– И что же это?– Низость души, алчность, гнусный разврат и тщеславие, бесчеловечность, которая заключается в том, что людей посылают на смерть ради уязвленного самолюбия. Нетерпимость. Отказ признать, что у другого человека может быть мнение, отличное от твоего. Радость от унижения ближнего.– Но это же обычные качества, свойственные человеческой природе вообще.– Да, действительно. Именно те, что являются причиной бесчестья, человекоубийства и отчаяния.– Вы назвали самые гнусные пороки. Но разве это не закон природы: торжествует более сильный?– Если душа человека настолько осквернена, про него нельзя сказать, что он обладает силой, это пародия на силу, – сказал Себастьян. – Это несчастный, само существование которого является побуждением к мятежу и убийству, он никогда не сможет победить своего злейшего врага.– Какого же?– Себя самого.– Вы хотите сказать, что сильные – это слабые?– Чаще всего так оно и есть. Вот причина, по которой так часто можно увидеть королевскую особу, которая оказывается свергнута со случайного пьедестала и заканчивает дни в тюремном застенке.– Что же помогает силе противостоять другой силе?– Гармония, терпимость, духовность, – разъяснил Себастьян. – Вознесение к свету познания.– Разве не об этом рассуждают все наши религии? – спросил другой тамплиер, который казался не таким суровым, как тот, что с самого начала скрестил шпаги с Себастьяном.– Да, в самом деле, об этом они рассуждают публично.– Вы полагаете, что они говорят и по-другому?Себастьян улыбнулся.– Если и так, то мне это слышать не приходилось. Но их практика свидетельствует именно об этом.– Какая?– Тирания. Преследования инквизиции.– Так вы относитесь к религии враждебно? – вмешался еще один тамплиер.– Не к религии Бога. Но к религии людей, которые забывают о Боге.– Вы в этом уверены?– Увы, у меня был опыт. Меня пытались убить.– Это была личная ссора?– Нет, – покачал головой Себастьян. – Просто потому, что я тамплиер.– И вам известно, кто были эти убийцы?– Наемники епископа, они сами признались.Присутствующие долгое время молчали, обдумывая только что услышанное. Тамплиеры разглядывали Себастьяна. Возможно, прежде им не доводилось слушать подобных речей.– Почему вы убили Момильона? – спросил тот же тамплиер.– Я его не убивал: он выпил отравленное вино, предназначенное мне.– Это вы его заставили?– Вовсе нет. Я отказался принять от него стакан, поскольку знал, что в вине яд. Это курфюрст, которого обуяли подозрения, велел Момильону выпить отраву.Уточнения рассеяли фантастические слухи о кончине карлика. Судя по довольным восклицаниям участников встречи, слова, которые они услышали, внесли некоторую ясность в их умы, во всяком случае, принесли понимание ответственности и общей цели, и это наполнило рыцарей гордостью.Когда тамплиеры разошлись, человек, который задавал вопросы об отношении к религии, приблизился к Себастьяну, чтобы представиться:– Я аббат Пернети. Его имя – но не рассказ о сеансе в Берлине – цитируется Дьедонне Тьебо в его книге «Мои воспоминания о двадцатилетнем пребывании в Берлине» (Париж, 1813). Пернети ценил в Сен-Жермене «то, что делает из вас адепта». Здесь уместно будет упомянуть, что в это время членами масонских орденов были многие религиозные деятели, несмотря на угрозы Бенедикта XIV отлучить их за это от церкви. (Прим. автора.)

На лицах обоих мужчин появились улыбки. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯВОДОЛЕЙ И РЫБЫ (1770–1784) 34. МУЧИТЕЛИ НАЙДУТ МОЮ ТЕМНИЦУ ПУСТОЙ «Эти строки, уготованные вам в назидание, ваш друг пишет в застенках инквизиции, где содержатся самые гнусные преступники. Когда я думаю о неоценимых преимуществах, которые доставит вам это свидетельство дружбы, ужасы моего столь долгого, сколь и мало заслуженного заключения блекнут. Мне доставляет удовольствие мысль, что даже такой раб, как я, окруженный стражами и закованный в цепи, все же способен возвыситься над монархами и сильными мира сего, правящими этим местом заточения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127