Стиснув зубы, Аннунсиата думала только о том, как бы не упасть.
Аннунсиата вздрогнула, когда Эллин взялась за ее изорванный рукав, чтобы засучить его, но строгий взгляд Эллин заставил девушку прикусить губы, чтобы не выказать слабости.– Не хочется сочувствовать вам, – укоризненно произнесла Эллин.– А я и не прошу, – отрезала Аннунсиата, и внезапно у нее вырвался крик: Эллин вновь прикоснулась к руке. Ткань на рукаве пропиталась кровью, которая уже успела засохнуть, но вновь заструилась из потревоженной раны.– Не знаю, чего вы добивались этим, – ворчала Эллин. – Поехать ночью, без седла, как... Боже милостивый, да что вы сделали с рукой?Повернув голову и бросив взгляд на собственное плечо, Аннунсиата почувствовала тошноту. Большой лоскут кожи был сорван и болтался, как огромный язык, покрытый свежей кровью, а рука вокруг ужасной раны совершенно почернела.– Должно быть, Лис ударил меня копытом, когда поднимался, – ответила Аннунсиата, стараясь говорить беспечным тоном. – Ой!– Стойте смирно, несносная девчонка! – грозно прикрикнула Эллин.– Ты делаешь мне больно!– Должна же я посмотреть, не сломана ли рука. Постойте, – Эллин ощупала сустав и повернула его, и Аннунсиата опять взвизгнула от боли.– Ты и в самом деле ее сломаешь, если будешь так вертеть! Оставь меня, со мной все в порядке.– И поделом! Говорят, что за непослушными детьми приглядывает сам дьявол, но тут он, видимо, недоглядел. Ну что же, боль заставит вас надолго запомнить эту ночную поездку, хорошо еще, что все обошлось. Но вы хотя бы подумали – да нет, вы бы ни за что не стали думать, вы никогда не рассуждаете здраво. Кто женится на вас, когда вы сумели так опозориться?– Я могу выйти замуж за любого, за кого захочу, – решительно заявила Аннунсиата.Эллин окунула тряпку в таз с горячей водой, который держала испуганная горничная, и осторожно начала обмывать рану. Аннунсиата собралась с силами и сдержала крик, но Эллин, втайне одобряя ее поведение, не выразила свое одобрение вслух.– Видать, вы и вправду считаете так, мисс, – бормотала она, рассматривая рану и осторожно промывая ее. – Вы считаете себя лучшей невестой во всем Йоркшире, но посмотрим, что вы скажете, когда все отвернутся от вас. Уж поверьте мне, ни один мужчина не захочет взять в жены дикую кошку! Мужчинам нравятся скромные, благовоспитанные девушки, так что если вы не измените свое поведение, вы никому не будете нужны, даже мастеру Киту.– Выйду я замуж или нет – мне все равно, – ответила Аннунсиата.– Неправда, вам совсем не все равно.– А я тебе говорю, что меня это не заботит. Я не хочу замуж. Я хочу жить одна и радоваться. В замужестве нет ничего забавного.– Забавного! – воскликнула пораженная Эллин. – Да что вы такое говорите, мисс! Забавы! Вы выйдете замуж, только не так, как вам хочется, если не станете скромнее.– Нет, не выйду, – настаивала Аннунсиата. – Мама же не... ой! – Она схватилась за щеку, поскольку Эллин вложила в пощечину всю свою силу. Щека сразу же покраснела, на ней проступил отпечаток пальцев, и Аннунсиата уставилась на Эллин полными слез глазами.– Это за ваши слова, скверная девчонка! Никогда больше не говорите так, слышите меня? Никогда!Аннунсиата открыла рот, но промолчала. Она еще никогда не видела Эллин в таком гневе, и решила не упускать случая поговорить с ней. После длинной паузы Аннунсиата вкрадчиво спросила:– Ты ведь не знаешь, кто был моим отцом?В глазах Эллин промелькнуло неожиданное сочувствие, но она тут же повернулась к горничной, которая, несомненно, переживала самый невероятный вечер в своей жизни, и сказала:– Может, знаю, а может – нет. А теперь подождите, я перевяжу вас.Эллин крепко перебинтовала раненое плечо, а потом отослала горничную вылить окровавленную воду из таза, когда открылась дверь, и в комнату вошла Руфь, мать Аннунсиаты. Ее лицо было суровым, мертвенная бледность проступала под загорелой кожей. Казалось, за эту ночь она сразу постарела. Холодно оглядев дочь, Руфь обратилась к Эллин:– Ты закончила?– Да, госпожа. Перелома нет, но громадная рана прямо на...– Найди шаль, чтобы прикрыть разорванный рукав на время. Ральф хочет повидать ее. Пойди с ней и подожди, а когда она вернется, уложи ее спать. Завтра утром мы уезжаем домой, и там, – она наконец обратила взгляд на Аннунсиату, и этот взгляд горел гневом, – там я устрою тебе порку, которой ты заслуживаешь за эту выходку.– Зачем вам беспокоиться, мадам? – возразила Эллин. – Я сама могу наказать ее.– Нет, – отказалась Руфь. – Твое наказание будет слишком мягким для нее. Я сама возьмусь за дело. Ступай, принеси шаль.Эллин удалилась с обеспокоенным лицом. Аннунсиата нетерпеливо ждала ее, желая заговорить с матерью, но боясь даже встретиться с ней взглядом. «Почему наказание Эллин будет слишком мягким? – думала она. – Эллин, похоже, всегда считала своим долгом ворчать на меня вопреки всем». Наконец Аннунсиата решилась взглянуть на мать, но Руфь отвела глаза и уставилась в пол с таким задумчивым и печальным выражением, что Аннунсиата смутилась, ибо единственным человеком в мире, которого она любила, была мать, и для девушки мысль о том, что ее поведение огорчило мать, показалась невыносимой.– Простите, мама, – тихо произнесла она. Руфь подняла голову, несколько секунд внимательно всматривалась в лицо дочери и вздохнула.– Если бы ты заранее знала о последствиях, то все равно поступила бы так же, – это прозвучало не вопросом, а утверждением, и Аннунсиата не нашлась, что ответить. – Все ясно – с тобой надо что-то решать.Во рту Аннунсиаты пересохло. Она не поняла, что имеет в виду мать, и единственное, что пришло ей в голову – мать может отослать ее на воспитание за границу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125