– ласково произнесла она. – Запомни это как следует. Красота – дар Божий, но она еще и тяжелое бремя, и ответственность. Мужчины захотят завладеть твоей красотой. Не отдавай ее с легкостью, – Аннунсиата кивнула еще раз, глядя в глаза матери. Руфь продолжала более строгим тоном: – А теперь перейдем к практическим делам. У тебя есть дорожное платье, а остальную одежду ты должна сшить в Лондоне. Не стоит готовить ее здесь. Посоветуйся с Люси. Деньги, которые я посылаю с тобой, ты должна отдать Ричарду, как только приедешь к нему. Он будет выдавать тебе карманные деньги, платить за одежду и все, что тебе потребуется. Люси поможет тебе найти горничную – ни одна из наших не годится. Хетти и Мэг поедут с тобой, и ты отошлешь их назад вместе с другими слугами, как только окажешься в Лондоне. Ричард позаботится о твоей лошади.– Да, мама, – сказала Аннунсиата.– Ричард и Люси отвечают за тебя, поэтому слушайся их, делай все, что они скажут.– Да, мама.– Не забывай о вере: молись утром и вечером, читай молитвенник, принимай причастие. Живи так, как будто каждый день – твой последний день на земле.– Да, мама.– Носи этот крест и помни, что я говорила тебе. Пиши мне как можно чаще.– Да, мама, я буду писать. Мне будет скучно без тебя, – девушке хотелось обнять мать, но Руфь держалась так строго и холодно, что это было невозможно.– Думаю, ты будешь умницей, – заключила Руфь, окидывая дочь странным взглядом. – Я горжусь тобой, Аннунсиата, – не знаю, говорила ли я тебе когда-нибудь об этом. И ты будь горда собой. Ты знаешь, почему я посылаю тебя в Лондон.– Найти мужа, – смело ответила Аннунсиата. Руфь не улыбнулась, просто кивнула в подтверждение.– Ты красива, и можешь стать очень богатой. Ты должна возвыситься в мире, а для этого тебе необходимо найти мужа. Женщины-одиночки нашего круга не пользуются уважением. В Лондоне ты найдешь себе более подходящую пару, чем здесь. Выбирай осмотрительно, и я поддержу твой выбор.– Спасибо, мама, – прошептала Аннунсиата. Руфь возложила на ее плечи тяжкую задачу – найти хозяина для Шоуза. Неужели Руфь устала управлять поместьем в одиночку, удивилась она. Девушка умоляюще посмотрела на мать.– Кто был моим отцом? – внезапно спросила она. Всю напряженную минуту она думала, что Руфь скажет ей правду, но та ограничилась коротким ответом:– Он был джентльменом – это все, что тебе надо знать.
Эдуард сидел в гостиной ректора церкви Святого Стефана, в Уиндикирке, просматривая свои записи о разговоре со Скривеном, церковным старостой. Работа приносила ему сознание удовлетворенности собой. Снаружи ярко светило сентябрьское солнце, озаряя серые камни церкви и листья громадных конских каштанов, уже начинающих желтеть. Внутри, в гостиной, все было мирно и спокойно. Эдуард расположился в лучшем кресле, какое только нашлось в доме, недавно вновь обитом красным бархатом. Кроме того, ему отвели лучшую спальню, в которой он сладко выспался на тончайших льняных простынях. Приятные ощущения у Эдуарда вызывал один из лучших говяжьих пудингов, какие ему доводилось пробовать, уютно устроившийся в желудке, залитый пинтой отличного рейнского вина, которое было подано к обеду у ректора. В чистой конюшне Байярд смаковал овес и душистое клеверное сено.Эдуард счастливо вздохнул. Жизнь комиссара по делам благотворительности казалась ему сущим раем. Он оправил свой бархатный камзол и завернул кружево рукава, чтобы не запачкать его чернилами, прежде чем начал писать. Он был хорошо одетым, сытым, отдохнувшим и уважаемым и выполнял работу, достойную его, которая, как свято верил Эдуард, вскоре должна была принести ему вознаграждение.– Итак, мастер Скривен, расскажите мне о «хлебных деньгах» Льюиса.– Сэр, Льюису принадлежал этот парк, – начал Скривен тихим, размеренным голосом. Церковный староста считался важной персоной в приходе, и Скривен ревностно выполнял свои обязанности. Едва услышав, что в Уиндикирк должен приехать комиссар, Скривен бросился встречать его, и Эдуард еще не успел спешиться, как Скривен уже стоял неподалеку, готовый сообщить о делах благотворительности в его приходе.– Вон тот парк? Где стоит большой дом?– Верно, сэр. Умирая, Льюис оставил завещание, по которому два фунта, двенадцать шиллингов и шесть пенсов ежегодно выделяются на хлеб для бедняков.– Когда это было? Когда он умер?– Минутку, дайте мне вспомнить... ректор помнит лучше меня, но это было еще при старом короле. В день Святого Михаила будет уже тридцать лет, как я служу церковным старостой, а до меня старостой был старый Бен Хоскинс – хлеб на деньги Льюиса стал раздавать еще он.– Отлично. Продолжаем. Откуда берутся эти деньги?– Мастеру Льюису принадлежал доход с двух участков площадью семь акров, расположенных у дороги на Шерборн. Его дочь продала эти участки Уиллу Мастерману вместе с другими землями двадцать лет назад.– И этот Мастерман регулярно выплачивает деньги?– Конечно, сэр, в начале каждой четверти года, без задержек. Я прихожу к нему домой, и он передает мне деньги, а я иду прямо сюда и отдаю их ректору. Ректор хранит деньги, и каждое воскресенье дает мне шиллинг, и мы вместе с Томом – Томом Смитом, вторым старостой – покупаем булки ценой в один пенни, а после утренней службы раздаем их семьям бедняков, которым мы сочтем нужным дать их, сэр.– Сколько булок приходится на человека?– Одна, сэр, иногда две – по-всякому бывает. Миссис Клегторп мы иногда даем две булки, потому что у нее много детей, но никогда не приходится больше двух булок на семью.– И вы решаете, какие семьи получат хлеб?– Да, сэр, решаем я и Том. Видите ли, мы здесь всех знаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125