Кунта, глубоко вздохнув, зажал два подаренных братом пятака в кулаке и, волоча по земле кнут, склонив голову, медленно пошел к юрте Куленшака. Сначала Кунте хотелось еще раз взглянуть на белого верблюда, но он решил в душе, что именно сегодня он будет, как вихрь, носиться верхом на этом красавце наре, потом приедет в свою юрту, попросит мать испечь лепешку, круто посолит ее и положит за щеку своему любимцу. А когда будет кочевать, матери не придется завьючивать их последнюю корову и четырех барашков. Все повезет на себе Белый Ястреб, как он мысленно уже назвал своего невыигранного нара. Он посадит свою мать на самую верхушку вьюка, а сам поведет его на длинном чумбуре. Потом он возьмет у Куленшака старую деревянную соху, вспашет поле, посеет просо, у него будет собственная кузя и просяные лепешки. Мечтая так, Кунта подошел к юрте Куленшака.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В юрте Куленшака на кошмах сидели Василий Кондрашов, Тарас Маркелович Суханов и Петр Николаевич Лигостаев. Пили кумыс. Петр Николаевич работал на прииске по доставке леса, сначала – возчиком, а потом Тарас Маркелович, заметив честного расторопного казака, назначил его заведующим лесным складом. Дома в хозяйстве управлялись мать и сноха. Сын Гаврюшка готовился на действительную службу. На складе Петру Николаевичу помогала грамотная и смекалистая Маринка. Она могла выписать накладную, отпустить лес, подсчитать прибывающие грузы. Всему этому ее научил Василий.
– Никто мне о самородке не докладывал, – поставив на скатерть деревянную чашку с кумысом, сказал Суханов.
– Я тоже узнал случайно, под большим секретом, – продолжал Василий. – У нас столько этих секретов… А известно вам, Тарас Маркелович, что бывший войсковой старшина Печенегов секретно выменивает золото на спирт, а помогает ему Мартьянов?
– Это я знаю… Только поймать надо с поличным, – мрачно ответил Суханов.
– Я уже докладывал вам, Тарас Маркелович, что скоро наступают сроки платежей за оборудование золотопромывательной фабрики на Родниковской даче. Суммы огромные, а в царстве господина Шпака пока темно, ничего не блестит.
– Там и никогда не заблестит… Сам не пойму, как случилось, что при повторной проверке намыли тогда богатую пробу. Сейчас все изрыли, а толку мало. Самая бедная дача.
– Значит, закрывать… а как же убытки? – спросил Петр Николаевич. Он уже порядочно освоился на прииске и был в курсе многих дел.
– То-то и оно, что убытки, – подтвердил Суханов. – Я тогда говорил братцам. Да разве им втолкуешь! С Иваном сладу нет. Пьет. Если правду сказать, так нами не хозяева управляют, а госпожа Печенегова. Хоть бы Авдей скорее приехал. Он хоть подлец, да умен.
В приоткрытой двери юрты показалась Маринка. Она была в широких шальварах зеленого цвета, в белой тонкой косынке, завязанной на затылке тугим узлом; вдоль стройной спины на васильковой кофточке лежала заплетенная коса.
– Вы здесь, тятя? Выдьте-ка на минутку, – сказала она рассеянно.
– Да ты зайди, – проговорил Петр Николаевич. – Чего в дверях-то стоишь? Случилось что-нибудь?
– Посидите с нами, молочка выпейте, – предложил Суханов. – Ну как, наездница, приз нам выиграешь? Я на тебя поставлю, – весело добавил Тарас Маркелович.
– Не знаю, – тихо ответила Маринка, перешагивая через порог. Движения ее были вялы, осторожны, точно она боялась, что не удержится на ногах и упадет на кошму. Смуглые щеки горели возбужденным румянцем, яркие черные глаза подернулись влагой и странно блестели.
Петр Николаевич сразу угадал, что с дочерью случилось неладное; вытер густые вислые усы чистым холщовым платочком и приподнялся.
– Может, с конем что? – спросил он с тревогой в голосе.
Маринка отрицательно покачала головой, повернувшись, вышла. Следом за ней направился и отец.
Пропустив Маринку и Петра Николаевича, вертевшийся около двери Кунта заглянул в юрту. Увидев Кондрашова, крикнул:
– Здравствуй!
– А! Кунта! Здравствуй, здравствуй! – повернув голову, ответил Василий. С Кунтой они были давнишние приятели. Когда Василий жил у Кодара, Кунта носил ему кумыс и не раз бродил с ним по степи. Вместе ловили рыбу в реке и озерах. Василий тогда купил ему перочинный нож в подарок и русскую рубашку. До этого у Кунты рубахи не было, он надевал бешмет или баранью шубу на голое тело.
– Откуда знаешь черномазого-то? – спросил Суханов, с любопытством посматривая на загорелого мальчишку в синей сатиновой рубахе. Кунта уже успел забежать к матери и надеть чистую рубаху.
– Тут у меня друзей много… Жил с ними, а Кунта меня лечил. Садись, Кунта, пей кумыс.
– Спасибо. Я постою немножко, – искоса посматривая на незнакомого бородатого старика, робко проговорил Кунта.
– Садись! – решительно сказал Василий и потянул Кунту за пеструю штанину. Снял с него грязную тюбетейку, погладил ладонью по стриженой голове и, усадив рядом с собой, добавил: – Это же братишка нашего знаменитого Мурата!
Кунта одной рукой неловко потянул к себе наполненную кумысом деревянную чашку, другая его рука была сжата в кулак. Чашка была большая, широкая, и поднял он ее не сразу. Василий заметил это и спросил:
– Что это у тебя в руке-то?
– Денга тут у меня, – смущенно ответил Кунта и показал Василию два медных пятака.
– Ну и положи их, никто не возьмет. Кармана нет?
– Нету кармана. В тюбитяй положим… – Кунта бережно положил пятаки в перевернутую тюбетейку.
– Кто тебе денег-то дал? – спросил Тарас Маркелович. Бойкий, но вежливый мальчишка ему понравился.
– Мой брат дал, – охотно ответил Кунта. – Мой старший брат теперь богатым человеком стал. Много денга нашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146