В кармашке у него брянчат много денга. Он мне показал вот столько… – Кунта поставил чашку на скатерть и сложил ладони в пригоршню. – Очень много денга у моего старшего брата.
Суханов и Кондрашов переглянулись.
– Вот тебе и секрет, – проговорил Суханов. – Значит, богач твой брат?
– Ба-алшой богач! Я тоже стану скоро богатым человеком, – сказал Кунта, потягивая кислый кумыс.
– Как же ты думаешь разбогатеть? – сдерживая улыбку, спросил Суханов.
– Сегодня выиграю белого верблюда… пахать на нем буду, просо сеять.
– Вот оно что! – кивая головой, сказал Василий. Лотерею с белым верблюдом он видел и понял, на что рассчитывает пастушонок.
– Такой красивый верблюд! Он так шибко бегает! – восторженно воскликнул мальчик. Глаза Кунты загорелись.
– Нет, малый, верблюда ты не выиграешь, – сказал Василий. – Лучше на эти деньги конфет купи.
– Зачем мне брюхо набивать сладким? Когда стану богатый, буду есть сладко, а сейчас мне нужно выиграть верблюда!
– Нет! Не попадет тебе верблюд, – решительно заявил Василий.
– Почему не попадет? Обязательно мой будет! Раз Кунта говорит, значит, он правду говорит!
– Пустышка тебе попадет – вот и все.
– Я сам буду бумажку тянуть! Я видел, как одна старуха большой ножик вытянула, а парень – самовар. Мой старший брат тоже самовар хочет выиграть. Зачем же я буду пустую бумажку тянуть? Что, Кунта глупый, как баран? – с досадой в голосе говорил мальчик.
– Как раз и вытянешь пустую, – подтвердил Суханов.
Сколько ему ни растолковывали, сколько ни убеждали, Кунта твердо стоял на своем.
– Да у тебя и денег-то мало, – взяв тюбетейку с пятаками, заметил Василий.
– Мало, конешно. – Кунта нехотя поскреб пальцем за ухом. – У матери просил, не дает… Тоже говорит, что это глупости. Не понимает, что я выиграю нара, – добавил мальчик и огорченно вздохнул.
– Ну что ж, делать нечего, придется помочь. – Тарас Маркелович порылся в кармане и бросил обрадованному Кунте полтинник. – На твое счастье, сынок! Может, пофартит, чем черт не шутит.
– Тогда надо идти всем вместе! – сказал Василий.
Допили кумыс, вышли из юрты и направились к лотерее.

Сквозь шумную толпу прорывался легкий ветерок. Ржали кони, кричали люди. Серые юрты окутывал дым. Пахло конским потом, жареным салом и вареной бараниной.
Петр Николаевич и Маринка стояли у коновязи, где был привязан знаменитый Ястреб, и о чем-то тихо разговаривали.
– Ну ладно, дочка, раз неможется, не скачи, – говорил Петр Николаевич. Маринка была чем-то сильно взволнована, но объяснить причину волнения не хотела. – Значит, мне придется, – добавил Петр Николаевич. – Лошадь выхожена, приз верный, так я думаю.
– Поезжайте. Только вес у вас тяжелый, тятя. Это для Ястребка непривычно будет. Да и сбросить он может, вы же его норов знаете, – холодно и безразлично ответила Маринка, стараясь не смотреть на отца.
Сегодня во время проездки она встретилась с Микешкой. Они поздоровались и поехали рядом. Оба растерянные, обрадованные и в то же время смущенные. Микешка крепко держал поводья. Надвинув на лоб до темных сросшихся бровей новую узорчатую тюбетейку, он молча смотрел на острые концы вздрагивающих конских ушей. Маринка, слегка повернув голову, разглядывала коричневое лицо Микешки с пушком пробивающихся усов на утолщенных губах, поджатых в виноватой улыбке. Что-то новое, чужое было во всей его внешности. Одет был ее старый товарищ в голубую рубаху, в суконные шаровары, в платовские сапоги и, по мнению Маринки, выглядел этаким станичным женишком из богатенькой семьи, приехавшим высмотреть богатенькую невесту.
– Ну как живешь, Микеша? – спросила Маринка и сразу же почувствовала, что не с этого бы нужно начать разговор. Укоротив быстрый шаг Ястреба, добавила: – Ты сердишься на меня?
– Да нет, не сержусь, чего там. Я уже давно забыл, – солгал Микешка. Случай в степи, когда она прогнала его с телеги, он вспоминал с обидой и до сего времени так и не понял, за что рассердилась тогда Маринка.
– А я вот не забыла. Ты не сказал все-таки, как живешь-то. Видно, неплохо. Научил свою Дашу верхом ездить? – не скрывая жгучей ревности, проговорила она сердитым голосом.
– Да я всех, кого хошь, могу научить. А тебя не научил ковры ткать Кодар? – резко повернув голову, спросил Микешка.
Маринка, словно от толчка в спину, качнулась в седле и побледнела. Она не сразу нашлась с ответом. А Микешка продолжал хлестать ее словами:
– Люди видели, как ты с ним под вязом калякаешь. Да и за Уралом встречались. Все ведь знают и разное говорят, да еще такое! А я и не виню тебя! Возьми да всем назло выйди за него замуж, ежели он тебе люб, как это моя мать сделала. Теперь другие времена. Камшат по всему аулу разболтала, что Кодар тебя на ковре разрисовал в казачьих штанах с лампасами.
– А я-то тут при чем? – с дрожью в голосе выкрикнула Маринка.
– Этого я не знаю, кто тут при чем, – жестко отрезал Микешка. – Я вот скоро женюсь на Даше. И тебе нравится Кодар. Ну и ладно. Значит, и не трогай других.
Микешка рванул поводья, подняв на дыбки крупную горячую лошадь, и галопом поскакал к ближайшим юртам, оставив Маринку в смятении.
Глаза ее, наполненные слезами, ничего перед собой не видели. Все сказанное Микешкой тяжким грузом легло на сердце. А ведь в книжках, которые она читала, рассказывалось, как легко и радостно любить. Где же она, эта радость, где та любовь, когда прыгать хочется от счастья? Может быть, у той девушки Гульбадан, которую вел тогда свекор на волосяном аркане? Маринка встретила ее сегодня около одной из юрт, у костра, с деревянным черпаком в руке, с темными пятнами на полудетском, исхудалом лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146