Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф — молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился — совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто — даже в спектакле — не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:— Ты портишь праздник таким маскарадом.— Нет, — ответил Гиз, — все получили удовольствие.— Католики смеялись, но гугеноты были смущены.— Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.— Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм — это глупость, безумие.Он пристально посмотрел на Марго.— Кто наставляет тебя?— Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.— Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?— Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.— Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.— Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?— Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?— О! — вздохнула Марго. — Когда я видела тебя, я забывала обо всем.— Знаю.— Генрих, сделай кое-что для меня.— Я готов на все.— Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой «Тайне трех Миров» и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.— Брак смягчил твое отношение к гугенотам.— Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь?Она приблизилась к нему; заглянув в его сверкающие глаза, она вдруг увидела в них недоверие. Они были страстными любовниками, но, хотя он желал ее не меньше, чем она его, он не хотел делиться с ней своими секретами, потому что она была женой гугенота. Ни желание, ни страсть, ни любовь не могли заставить Генриха забыть о том, что гугеноты являлись его злейшими врагами.— Я думаю о тебе, — сказал де Гиз.Она презрительно рассмеялась. И все же он был очень красив; находясь возле Генриха, Марго снова поддавалась его обаянию; он не уступал в жизненной силе ее мужу, но как они отличались друг от друга! Де Гиз был красив, элегантен; его движения отличались изяществом, манеры — утонченностью, поведение — галантностью. Могла ли она сравнить его со своим грубым мужем-провинциалом, пусть даже находчивым и забавным? Генрих де Гиз и Генрих Наваррский! Они разнились, как орел и ворона, лебедь и утка. Генрих де Гиз был серьезен; Генрих Наваррский — легкомыслен. Генрих де Гиз стремился к величию и почестям; Генрих Наваррский — к удовольствиям, которые приносили ему женщины.Я не могу винить себя за любовь к Генриху де Гизу, подумала Марго.— Я должна увидеться с тобой наедине, — сказала она.— Да, конечно, — ответил Генрих, но его взгляд уплыл, куда-то в сторону; она заметила, что он остановился на ком-то, стоявшем в толпе возле двери зала. Ее охватила ревность, быстро сменившаяся любопытством, потому что Генрих смотрел не на женщину, а на мужчину, в котором она узнала старого воспитателя герцога, Шануана де Вилльмура.Глаза Шануана встретились с глазами Гиза; мужчины обменялись взглядами, показавшимися Марго полными значения.— Ну, — спросила она, — когда?— Марго, — промолвил он, — мы увидимся позже. Я должен поговорить с тем пожилым человеком. Позже, моя дорогая…Она сердито посмотрела ему вслед; Генрих пошел через зал. Она увидела, как он остановился и сказал что-то пожилому мужчине; потом эти двое исчезли в толпе; но через несколько секунд Марго увидела старого воспитателя в одиночестве, он, похоже, немного поколебался и выскользнул из зала. Марго поискала глазами Генриха де Гиза, но не нашла его.Как он смеет! Он придумал предлог, чтобы оставить ее. Несомненно, у него свидание с женщиной. Она не потерпит этого. Осмотревшись по сторонам, она испытала легкое облегчение: Шарлотта де Сов оживленно болтала с Генрихом Наваррским.
Покинув Лувр, Генрих де Гиз поспешил в дом Шануана де Вилльмура, стоявший на узкой улочке, что вела к Рю Бетизи, где находился дом Колиньи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121