Она была выше всяких похвал. Для начала они отведали теплой поленты – каши с каштанами и к ней нежнейшие жареные креветки, сдобренные разными травками и специями. Слегка маслянистые и до того мягкие, что буквально таяли во рту. Затем они ели fritto misto – разнопородную рыбную мелюзгу, жареную, хрустящую и аппетитную; рыба хорошо шла с обыкновенным зеленым салатом и местными хрустящими хлебцами. Максим заказал еще холодного белого вина. Это было легкое, прозрачное, чуть зеленоватое молодое вино, какое ему раньше уже доводилось пить в Венеции, и подошло оно сейчас как нельзя лучше.
– Правда, ведь было неплохо? – воскликнула Анастасия, когда они закончили трапезу. – Но я съела бы еще что-нибудь. Тебе не кажется, что я ем за двоих?
– Возможно, за троих, судя по тому, как мы набросились друг на друга, – ответил Максим с озорной улыбочкой. – И я очень на это надеюсь. Двойня меня весьма устроила бы.
Она счастливо засмеялась, и, когда вновь появился официант, чтобы унести пустые тарелки и перечислить десерт, она остановилась на мелкой лесной землянике, растущей во Франции и Италии, ароматной и особенно вкусной, если ее есть без сливок или сахара. Максим заказал для себя ломтик сыру с виноградом и черный кофе им обоим.
После завтрака они взяли лодку и поплыли на Джюдекку – остров на противоположном краю лагуны.
Они пошли по улице, ведущей к каналу Джюдекки, далее был Гранд-канал – два водных пути, впадавшие в лагуну.
Максим стоял рядом с Анастасией, обняв ее одной рукой за плечи, и всматривался в даль. По другую сторону широкого водного пространства лежала Венеция, перед ними раскинулся весь город – сверкающий, знаменитый, волшебный, сияющий в лучах послеполуденного солнца.
– Нигде я не любовался более прекрасным видом, чем этот, – сказал Максим, неожиданно повернувшись к ней. – Взгляни на это великолепное расположение шпилей, башен и куполов.
Их взгляды перебегали с Дворца Дожей на другие грандиозные постройки давно почивших венецианцев, на церкви Палладио и солеварни, где выпаривали соль из лагуны много веков назад. Их обоих поражала сказочная красота города, всплывшего из вод перед их взорами.
– Не удивительно, что Каналетто и Тёрнер хотели писать Венецию, – сказала Анастасия. – Какому художнику не захотелось бы уловить это великолепие и запечатлеть его на своем холсте!
– Да, красота неподвластна времени, уникальная красота, – сказал он, и в его голосе послышалось благоговение.
Они добрели, рука в руке, до конца Джюдекки, затем вернулись и взяли лодку, чтобы плыть обратно в гостиницу «Даниэли».
Они лежали на глубокой кровати, вольно раскинувшись на огромных пуховых подушках, наподобие тех, что помнились ему с его берлинского детства. Оба расслабились и кейфовали после завтрака и путешествия на лодках. В спальне царили прохлада и покой, путь жаркому солнцу был прегражден деревянными жалюзи.
Максим прошелся губами по ее обнаженной руке, наслаждаясь ощущением ее шелковистой кожи, ее запахом. Тело Анастасии пахло солнцем с легкой примесью соли и морского ветра, обдувавшего их в лодке, когда они плыли с острова Джюдекка обратно в отель. Золотистая кожа цвета абрикоса и такая же бархатная на ощупь, подумал он, ведя пальцем вниз от ее плеча к запястью.
Большущие глаза Анастасии смотрели на него. На лице ее играла ленивая улыбка. Она была пресыщена любовью: они провели час в постели, и ее клонило в сон от выпитого за завтраком вина.
– Вздремни, – посоветовал он, наклонясь к ней и целуя в волосы.
– М-м-м, наверное, да, – согласилась она, поудобней укладываясь на подушках, натягивая простыню на голое тело.
Опершись на локоть, он продолжал задумчиво любоваться ею. Он так ее любил. И не переставал удивляться этой юной чудо-женщине, преисполненной тепла и радости, доброты и сердечности. Она была очень чувственна и страстна, это открытие приводило его в восторг, доставляя ему огромное удовлетворение.
До чего же ты эротична, мой боттичеллиевский ангел, улыбаясь, подумал он, вспомнив их медовый месяц. И хотя замуж она вышла за него девственницей, по части сексуальной она дала ему больше, чем любая из женщин, которых он познал в интимной близости. В ней не было застенчивости или напускной скромности, и спустя несколько месяцев после свадьбы он уже знал ее потребности и желания, поскольку она не скрывала от него свои ощущения. И очень забавно осведомила о возможностях его собственного тела, сделала живым, как никогда. Она обожала его тело и говорила о нем, получала от него усладу, какую хотела сама и ту, что во всей полноте дарил ей он. И она в свою очередь ублажала его так, как ни одна женщина до нее. Они исходили криком во взаимном пароксизме блаженства, в возбуждении и экстазе любовных утех, и позволяли друг другу все.
Максим соскользнул с кровати и подошел к окну. Он встал там, где утром стояла Анастасия, блуждая взглядом по-над водами лагуны, в восторге от несказанной красоты, простертой перед ним в блекнувшем свете дня.
Он никогда не забудет их дни в Венеции, будет помнить всегда дивную легкость здешнего воздуха… умиротворенность… туманы и серовато-голубое небо цвета ее глаз… теплую мягкость ночей… тихий плеск воды о сваи, под который им так сладко спалось. И в его мыслях Венеция навсегда будет связана с Анастасией, воплощением утонченной и изысканной женственности, с именем его прелестной мечтательницы, девушки его мечты, его истинной любви, его любимой жены, единственной и всегда желанной.
44
– Благодарю за великолепный ленч, вы превзошли себя, – сказал с улыбкой Максим княжне Ирине Трубецкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178