Наконец ей удалось утвердительно кивнуть.
Он просиял и крепче сжал ее руку.
– Вы даже не представляете, как я счастлив, – произнес он тем же тихим голосом. – И вы, Тедди, мне тоже безумно интересны. Вы же сами прекрасно это знаете.
Она не сводила с него радостно блестевших глаз, щеки ее слегка зарделись.
– Теперь ваша очередь спрашивать, – велел Марк.
– А у вас? – после короткой паузы спросила она с едва заметной дрожью в голосе. – Я хочу сказать, есть ли кто-то у вас?
– Абсолютно никого! Да, были у меня женщины, не собираюсь это отрицать, но никого всерьез, и уже давным-давно никого. – И, если по правде, то не было никогда, подумалось ему, кого можно было бы сравнить с тобой, моя прелесть.
В этот момент подошел официант с десертом. Их разговор мгновенно оборвался. Они наблюдали, как он раскладывает горячий хлебный пудинг, который оба заказали, а теперь утратили к нему всякий интерес.
Как только официант удалился, Марк сказал:
– Я подумал, что мог встретиться с вашими родителями, когда заехал сегодня за вами. Их не было дома?
– Мои родители умерли, Марк, – очень спокойно ответила Тедди.
– Господи, какой же я болван! Простите меня, ради Бога.
– Ничего, все в порядке, вы же не могли этого знать. К тому же они умерли очень давно.
– Поэтому вы и живете с вашей тетей?
– Да. А ваши родители? Они живы?
– Да. У вас есть братья и сестры?
Она отрицательно покачала головой:
– Я была единственным ребенком. А у вас?
– Есть младший брат, Лайонел. Он учится в школе. В Харроу.
– В Харроу! Это замечательная школа! Уинстон Черчилль учился в Харроу.
– И я тоже, – заметил Марк.
– Неужели! Вы встречались с Уинстоном Черчиллем? – спросила она уже вполне весело.
– Один раз.
– Какой вы счастливчик! Завидую вам. Он самый выдающийся человек в Англии. И даже во всем мире. Во всяком случае, я так считаю. Он – мой герой.
Марк улыбнулся и хотел было сказать, что он сам желал бы быть ее героем, но воздержался. Вместо этого спросил:
– А где учились вы, Теодора?
– Навряд ли вы можете знать мою школу… она в Берлине.
Марка поразил ее ответ, и он слегка нахмурился, глядя на нее.
– Да?! А как вас туда занесло? Ваши родители почему-либо жили в Берлине?
– Они были берлинцы. Я берлинка. Я там родилась.
– Вы немка? – В голосе Марка послышался оттенок недоверия.
– Да.
– Но вы что-то непохожи на немку. То есть я хочу сказать, что у вас нет немецкого акцента. Вы говорите на отличном английском, и я добавил бы, красиво говорите.
– Мама учила меня английскому, – пояснила Тедди, – когда я была маленькой. Она хорошо говорила по-английски, и мы часто бывали в Англии в гостях у тети Кетти перед войной, когда я была еще подростком. Она живет здесь более тридцати лет; ее последний муж, дядя Гарри, был англичанин. В общем, я говорю по-английски с пяти лет. Может, потому и без акцента. Когда дети начинают учить второй язык в раннем возрасте, они обычно говорят на нем безо всякого акцента.
Марк продолжал неотрывно смотреть на Тедди, и тут вдруг его осенила мысль.
– Давно ли вы здесь живете?
– Пять лет. Я приехала весной 1939 года через Париж.
Он кивнул, гадая: а ведь то, что он сейчас заподозрил, вполне могло оказаться правдой.
Тедди заметила промелькнувшее на лице Марка выражение, которое она затруднялась истолковать. Оно могло отражать озадаченность, смущение или обеспокоенность, либо сочетание всех трех состояний.
– Я еврейка, – вырвалось у нее, после чего она с облегчением откинулась на спинку стула и посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, имеет ли это для него значение. Ей страстно хотелось, чтобы не имело, чтобы он не был из числа тех, кто начинен предрассудками.
Сперва Марк никак не отреагировал. Он сидел и изумленно глядел на нее. Потому перед тем как протянуть через стол свои руки и взять за руки Тедди, улыбнулся странной улыбкой.
– И я, Тедди, – сообщил он. – Как говорит мой папаша, наше семейство тоже Моисеевой веры.
28
Они сидели и через стол смотрели друг на друга, оба в равном напряжении ожидая ответных реплик. Марк рассказывал о своем семействе, подробно и многословно поведал об их семейном бизнесе. Он сказал, что после войны будет работать в деле отца, которое перейдет в его руки, когда родитель уйдет на покой. После этого он говорил о том, что музыка всегда была для него не более чем хобби, что он никогда не помышлял о карьере музыканта и его будущее ни капельки его не огорчало, поскольку мир бизнеса приводил его в возбуждение, и это была правда.
В свою очередь, Тедди завалила его деталями из ранних лет своей жизни в Берлине и пребывания у Вестхеймов в особняке на Тиргартенштрассе. Затем она тщательно воспроизвела свои переживания, предшествовавшие отъезду из Берлина, а также подробно описала Хрустальную Ночь 9 ноября – дата, которую ей не забыть никогда. Она даже рассказала ему, ничего не утаив, про свои отношения с Вилли Герцогом. Коснувшись вскользь короткого парижского периода с Урсулой Вестхейм, она завершила повествование рассказом о переезде с Максимом в Англию и о той жизни, которую его мать обеспечила им в Лондоне, и наконец поделилась своими соображениями по поводу Максима и будущего.
Марк все время внимательно слушал, когда же она закончила, он спросил с серьезным выражением лица:
– А что, фрау Вестхейм и ее муж по-прежнему в Германии?
– О да, я уверена, что они там, – отозвалась Тедди. – Наверняка я что-нибудь знала бы о них, если б им удалось уехать. И баронесса фон Виттинген наверняка дала бы знать, если… если бы с ними произошло что-то страшное. Но все молчат. – Тедди доверительно улыбнулась и сделала вывод:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178