Я пригласил ее в кабинет, молча указал на стул. – Мне рассказала одна женщина, – Ветлугина начала с конца. – Мы с ней вместе работаем. А ей говорил сын – он осенью утонул на рыбалке… Моего мужа застрелил Баларгимов. На берегу, рядом с метеостанцией.
Я боялся ее вспугнуть, но все же спросил:
– За что?
– Не знаю. – Она достала платок, вытерла сухие глаза. – Ждали как раз лодку с рыбой, а Баларгимов ходил с ружьем. Пьяный. Подавал сигналы – в каком месте подплывать к берегу…
– Что потом?
– Там была весельная лодка одного казаха – вечно пьяного. Тоже браконьера…
Я вспомнил громадного лысого азиата – в галифе и телогрейке, угрожающе кренившегося к земле в мой первый приезд на метеостанцию, похмельный памятник, возникавший на площади перед бывшим банком.
«Адыл Абдуразаков!» Именно он притащил в «козлятник» кричащего, отбивающегося карлика Бокассу, когда тот порезал Мишу Русакова.
– Баларгимов направил ружье на казаха, потом на другого – маленького сумасшедшего старичка карлика, который ему служил…
«Бокасса!»
– Приказал поднять Сашу, вывезти на лодке в залив и бросить в воду. Они это и сделали. Не очень далеко от берега. И ружье это туда бросили…
– Вы подтверждаете, что у мужа ружья не было?
– Никогда! И боеприпасов тоже… Или я, или его брат – мы бы их видели!
– Кто же их принес в дом?
Ветлугина поколебалась.
– Милиция, наверно, во время обыска. Их приезжало не сколько человек. Старшим был Бураков.
– Вы можете написать об этом собственноручно?
– Конечно. Теперь уже все равно.
Я дал ей чистой бумаги, посадил в кабинет Балы:
– Когда напишете, передайте, пожалуйста, секретарю.
Я спустился в дежурку. Здесь были уже известны последние новости.
Моего однокашника подняли с кровати. Он устроил скандал, сказал, что пойдет в тюрьму с партбилетом, но, узнав, что арест согласован наверху, сразу стих.
Супруги были готовы к обыску. Никаких ценностей и сберкнижек у Агаева не нашли и не описали, кроме видеосистемы и машины «Жигули» – ВАЗ-2105, на которой он ездил по доверенности от тестя.
Единственное, что всех очень удивило, прямо-таки поразило – огромное количество мужских костюмов – около ста! – висевших в его комнате. Все новые, один-два раза ношенные – импортные и отечественные, разных цветов и покроев. Агаев объяснил, что все они являются носильными вещами и не могут быть описаны.
В квартире, перед тем как вести к машине, на Эдика надели наручники.
Одновременно с Агаевым был арестован и Бураков. У него тоже не нашли никаких ценностей. Жена Буракова объяснила, что у мужа была другая семья, которую он тщательно скрывал, – сбережения и зарплату держал там, дома бывал редко. Соседи подтвердили ее показания. Не обнаружили даже огромной библиотеки, которую Бураков собрал в надежде, будучи на пенсии, заняться серьезным чтением.
Ни Агаев, ни Бураков виновными себя не признали.
Агаев показал, в частности, что знал Баларгимова как человека ранее судимого и по долгу службы – в порядке предупреждения новых преступлений с его стороны – иногда бывал у него дома с беседами профилактического характера, о чем всегда составлял справки. Он поражен, узнав, что Баларгимову в течение трех лет удавалось открыто в три смены снаряжать лодки за осетровыми и продавать улов на берегу. Свидетельские показания против себя Агаев рассматривал в качестве мести ему за партийную принципиальность при выполнении служебного дол
га, как отплату за нежелание идти на компромисс с браконьерской мафией.
Я был еще в дежурке, когда с самыми свежими новостями приехал Хаджинур Орезов – в последнюю минуту, по рекомендации Балы, его тоже включили в следственно-оперативную группу.
Мы поднялись ко мне.
– Бураков сразу поплыл… – сообщил Хаджинур, когда мы остались вдвоем.
– Начал давать показания?
– Пока нет. Но попросил дать подумать…
– Да-а…
Главари восточпокаспийской мафии, снимавшие процент с браконьерской ловли осетровых, конечно, никогда не контактировали непосредственно с шефами лодок, поручая это кому-то в самом низу.
Судя по всему, этим и занимался Бураков. По приказу Агаева он взымал ежемесячную дань, сообщал браконьерам о повышении «налога», организовывал уничтожение лодок наиболее строптивых и несговорчивых.
Теперь все упиралось в его показания.
«Поплывет Бураков – и следствие выйдет бог знает на какой уровень! Умолчит – примет весь удар на себя. Нет, Буракову не выдержать очных ставок с браконьерами, которые давали ему деньги…» – подумалось мне.
– Он уже в тюрьме?
– Да.
– А что начальник рыбинспекции?
Цаххан Алиев снова оказался хитрее и удачливее всех – в час, когда следственно-оперативная группа покинула Дом рыбака, он, предупрежденный кем-то, обманом захватил катер на воздушной подушке – «гепард», принадлежащий заповеднику, и скрылся.
– Если по тихой воде да не подвели рубчатые ремни, он куда хочешь умотал… – Хаджинур был возбужден, как гончая, почувствовавшая азарт псовой охоты, опьяняющую радость преследования и гонки. – Сейчас, наверное, уже на Кавказе. А может, в России…
Дела Хаджинура складывались удачно – руководители группы заметили сметливость и трудолюбие молодого лезгина – за его судьбу, по крайней мере, на данном этапе можно было не беспокоиться.
Он ушел, а я все сидел за столом.
Тайное становилось явным. Преступления, совершенные группой, как обычно, раскрывались все одновременно.
– Игорь Николаевич! Не забыли? – Гезель в дверях показала мне на часы. – Может, лучше раньше приехать? Они не любят, когда опаздывают!
– Сейчас еду. Мне надо еще заскочить на набережную… Бала не появился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67