Михаилу – как, впрочем, и Юрию Московскому – были до крайности нужны деньги (или же товары, которые могли быть быстро обращены в звонкую монету). Именно деньги решали тогда судьбу великого княжения в Орде.
Разоренный многолетней войной с Ногаем, хан Тохта как никогда нуждался в средствах. После гибели Ногая обстановка в степях еще лет десять оставалась нестабильной. На землях, где прежде распоряжался Ногай (Северное Причерноморье), пытались утвердиться его сын Джека и внук Кара-кишек. А в столице государства у хана был тайный соперник – его собственный брат Бурлюк.
По всем этим причинам алчность ханского двора в период пребывания там Юрия и Михаила была поистине беспредельной. Тохта требовал от русских князей полной и своевременной выплаты дани для государственной казны, а его приближенные надеялись наполнить русским серебром свои тощие карманы.
Орда не любила спешить в серьезных делах. Русские князья обычно по многу недель ожидали приема у хана, а после приема и вручения подарков опять ждали, пока доверенный чиновник не сообщит им о решении «повелителя всех тех, кто живет за войлочными стенами». Живя в Орде, князья часто слали на Русь гонцов с требованием привезти еще денег. Иногда они уезжали в Орду, обязав своих бояр срочно изыскать деньги тем или иным способом и выслать им вслед. Вероятно, именно эти попытки тверских бояр собрать в городах деньги для еще не утвержденного великого князя и вызвали сопротивление жителей Новгорода, Костромы и Нижнего Новгорода в 1304 году. Ту же цель, вероятно, имел и налет Акинфа на Переяславль, успешно отраженный князем Иваном Даниловичем.
Издержав все свои запасы и не получив достаточно денег из Руси, Михаил Тверской, азартный по натуре, вступил на опасный путь игры ва-банк. Он обещал хану, что в случае его утверждения великим князем Владимирским он увеличит дань, выплачиваемую Северо-Восточной Русью в ордынскую казну.
Историк В.Н. Татищев на основе летописей, не сохранившихся до наших дней, так повествует о пребывании Михаила и Юрия в Орде осенью 1304 года. «Князем же бывшим во Орде, и яко кииждо хотяше великое княжение улучити, даюсче дары многи хану, и ханшам, и князем ордынским, тии же елико емлюсче, толико более от другаго желаху. Юрий же, слыша, яко Михаил хосчет хану дань большую обесчати, шед к нему, рече: „Отче и брате, аз слышу, яко хосчеши большую дань поступити и землю Русскую погубити. Сего ради аз ти сосупаю отчины моея, да не гибнет земля Русская нас ради“. И шедше ко хану, явиша ему о сем. Тогда даде хан ярлык Михаилу на великое княжение и отпусти я» (38, 70).
Конечно, здесь представлена московская версия событий, которая идеализирует поведение Юрия Даниловича. Однако тут есть над чем поразмыслить. Летописцы могли по-своему оценивать факты, могли отбирать из своих источников то, что отвечало их взглядам. Но выдумывать, сочинять небылицы они себе не позволяли. Ведь в большинстве своем это были глубоко религиозные люди, которые ощущали огромную ответственность перед Богом за свой труд. Писание летописи было близко по сути к написанию иконы. И тут и там речь шла о приближении к Богу на путях изображения его творения.
Несомненно, безоглядная, страстная борьба Михаила Тверского за великое княжение Владимирское объяснялась не только его темпераментом. На карту было поставлено очень многое, и оба соперника это понимали. Речь шла не об очередной «смене караула» во Владимире, а о гораздо более масштабных вещах. Историк А. Е. Пресняков писал: «Перед нами значительный момент в истории Владимирского великого княжества, и нельзя не пожалеть, что летописные своды сохранили лишь отрывочные и слишком глухие известия. Но и по этим весьма недостаточным данным ясно, что борьба между Михаилом и Юрием пошла за широкую задачу – за власть над всей Великороссией, стало быть, за восстановление единства ее политических сил и политического главенства над ними. Попытка Михаила Ярославича и его сторонников бояр захватить такие пункты, как Великий Новгород, Переяславль, Кострому и Нижний Новгород, не может быть сведена к „усилению Твери“ или „увеличению тверского удела“. Явственно проявились более широкие политические притязания; завязалась борьба за наследие великих князей Александра и Ярослава Ярославичей» (110, 105).
Согласно фрагменту из Татищева, Михаил выиграл спор благодаря добродетели Юрия, пожалевшего Русскую землю и во имя ее блага добровольно снявшего свою кандидатуру. Проще всего посмеяться над наивностью объяснения летописца и предположить, что Юрию просто не хватило денег, тогда как Михаил оказался более состоятельным. Однако простота объяснений не должна ввести в заблуждение внимательного исследователя. Следует почаще вспоминать слова СМ. Соловьева: «Мы считаем непозволительным для историка приписывать историческому лицу побуждения именно ненравственные, когда на это нет никаких доказательств». А потому не станем опровергать летописца и повторим вместе с ним: да, вероятно, Юрий и вправду был потрясен той безответственностью, с которой Михаил Тверской раздавал татарам свои векселя на обильно политое потом и кровью русское серебро.
Но благородные порывы человеческой души часто бывают подобны мгновенным вспышкам света, после которых сгущается мрак. Юрий вернулся на Русь побежденным. Его переполняли чувства стыда, унижения, досады и ненависти к победителю. Он, стиснув зубы, слушал рассказ о том, как Михаил Тверской торжественно взошел на великокняжеский стол во Владимире и как сам митрополит Максим возложил на его голову золотой венец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123