Дозволительно поругивать кое-что в не столь давнем прошлом. Всё более в ходу скепсис относительно героики труда.
«Старикашечка-Абг'ашечка», – называл Толя тестя за глаза. Вот с кого делать жизнь! Такое времечко просидел в тепле и уюте. Беломор-канал, лесоповал и прочее – а он с молодости сидел в музее на стуле, ни хрена не делая. Война – а у него, видите ли, давнее тяжёлое ранение. В детстве наткнулся грудью на сук, вот вам и ранение. Чтобы еврей не сумел это использовать?
Старикашечка-Абг'ашечка – профессор в своём роде. Профессор безделья.
Бездельник-профессионал!
Еврей – что вы хотите? Лучше евреев никто не умеет беречь себя. Зря, что ли, Толя женился на еврейке? Он – папа еврейской девочки, он в семье, которая умеет беречь себя, то-то.
Толины дружки, и отнюдь не только они, завидев на улице Дворина, выражали одну и ту же мысль: «Вот ловкий жид! Сорок лет пердит в музее, ни х...я не делает и каждый день жрёт куг'очку! И, конечно, косит под русского, нормальное дело. Рабинович – а заделался Двориным!»
19
Меж тем разоблачение культа личности шло в рост. Рывдина посмертно реабилитировали. Из музея были убраны упоминания о его предательстве. Областная газета рассказала о «выдающейся деятельности товарища Рывдина в период гражданской войны». Например, 4 апреля 1918 товарищ Рывдин и другие руководители организовали отпор белым бандам и их разгром. Оказывается, белые были остановлены у дома Зарывнова (губисполкома), не смогли взять дом Панкратова (ревком) и уже к полудню были выброшены из города.
* * *
Дворин не вышел на работу. В зной и безветрие у него вдруг начался жар. Воспаление лёгких мучило полмесяца. Он как-то обломно состарился. Густые волосы почти сплошь поседели, мешки под глазами отвисли, иссечённые мелкими морщинками.
Появившись в музее, он сидит на своём стуле у стены изнемогший, немо-безучастный. В пустой зал вошёл юноша интеллигентного вида. Приблизился к картине «Набег белых...»
Старик на стуле неуловимо изменился. Какой зоркий, впивающийся взгляд. Юноша и не заметил, что кто-то встал рядом.
– Как прут...
– А? – посетитель повернулся к старику-еврею.
Посетитель слышит: были взяты губисполком, ревком, взят весь город, белые маршировали по нему с песней...
– Это выдумали в период культа личности! – юноша возмущён.
Старик смеётся мелким, квохтающим, недобрым смехом.
– Марш с песней не выдумали в период культа личности! Я вам больше скажу...
День-другой – он подходит ещё к одному... Ещё... «Ну, наши им задали!» – «Конечно... К ночи того же дня освободили эти здания». Тихое, настойчивое:
«Было в семь раз меньше...», «Не имели артиллерии...»
Вот как упорен старик. Настоящий осколок культа... И вдруг людей осенило: он был провокатором!
Вспомнилось, как он заговаривал с людьми в музее «в то время...», «в самое-самое... когда по ночам чёрный ворон...» Провоцировал, вкрадчивый еврей, гадина: «Я вам больше скажу...» – а потом человека ночью... Вот что он делал все те годы, Иуда! Питался человеческой кровью!
Два пенсионера (тот и другой побывали директорами музея в те времена) проговорились: до них доходило, какие двусмысленные разговоры ведёт Дворин. И сомнений не возникло, что он работает на НКВД. Конечно, не подали вида – поостереглись. А вы бы не поостереглись? В ту пору один из директоров опасливо поделился с завотделом культуры. В облисполкоме подумали – и выделили Дворину отдельную двухкомнатную квартиру.
Отдельную двухкомнатную – низовому служащему музея!.. Директор жил в коммуналке!
20
Погубить сотни людей, чтобы получить квартиру! чтобы, когда все сидят на пайке, каждый день «кушать куг'очку»! (В НКВД ему платили подушно!) Жидюга... Ирод... Искариот... Нет проклятия, какое не пало бы на Дворина.
На улице на него показывали детям: «Этот старик посадил твоего дедушку!» Он посадил пол-Оренбурга, жидовская тварь. Он-он-он!.. Если бы не побаивались Толю Вывалова, Двориным выбили бы окна.
Однажды, когда Дворин шёл вечером домой, у его ног разбилась брошенная сверху бутылка. В другой раз из подъезда навстречу выскочил мужчина в тёмных очках, ударил в лицо кулаком и убежал.
Оставался год до пенсии, но ему предложили уйти «по собственному» во избежание осложнений... Показали жалобы посетителей, к которым он пристаёт с «измышлениями».
Кем ему теперь работать? Искал место билетёра в кино, вахтёра в общежитии – не брали... Наконец устроился гардеробщиком в столовую. И тут же стали говорить: ага, не те времена, никого не посадишь, и еврей нашёл другое тёплое местечко. Таскает домой краденое мясо!
Хотя знали: мясо – гардеробщик?
А поглядите, кто завстоловой? Еврей. То-то и пригрел! Ну, не совсем еврей: жена – еврейка. Какая разница? Одна кодла. Вообще-то, и она не то чтобы еврейка – её сестра замужем за евреем... Все евреи – не евреи, ха-ха-ха! Обычные жидовские штучки. Надо смотреть, кому идут кости и жилы, а кому мясо – и всё станет ясно! Пристроили свою сволочь: три раза в день – бесплатное горячее, и домой носит полные сумки...
21
Толя Вывалов знает, что тесть не носит домой полных сумок. Вывалов разочарован в еврее, если не сказать больше.
То, что он стучал, – это само собой, и оно неглупо. А что – тупо ждать, когда тебя укатают на Колыму или сведут вниз по лестнице? Стучали все! Но не все умели, и не всем везло.
Тесть умел, и ему везло.
Но, оказывается, и еврейская голова не застрахована от маразма. Видать, не зря толкуют про эту гадость – склероз. Тяжёлый случай! Поют новые песни, а он всё на той же ноте: «Я вам больше скажу...» На х...я?! Умственная инвалидность. А Толя страдай. Идка по ночам плачет, спать не даёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86