Сейчас, в ночь полнолуния, они покрыты призрачным серебром, но они черны, эти скалы… Кому ж, как не владыке острова, это знать… А он бродит по пляжу, поминутно останавливаясь и бросая взгляд туда, где темнеет провал, узкая щель в черных скалах, покрытых серебром лунного света…
Наконец, по ему одному понятным признакам, черный хозяин острова понимает – пора. Он шагает туда, во тьму между скалами, торопливо проходит между деревьями, кустами, сминая цветы и травы – обычно он старается быть осторожнее со всем живущим и цветущим здесь, но… Но теперь он забыл обо всем. Он выходит на серебряную поляну и она – его сестра, его жена, его жизнь и любовь – улыбается гордой улыбкой Матери. Она протягивает к нему на лунно-серебряных руках Дитя. Его Дитя, их Дитя – Дитя-бога. Нового бога этого Мира…
Крошечный младенец вдруг широко распахивает глазки – зрячие? Взрослые? Нет – старческие мудрые глаза. Он спрыгивает с материнских рук на серебряную траву – и крошечные ножки уверенно держат его. Он проворно отбегает в сторону и оглядывая родителей неожиданно скрипучим голоском произносит:
– Здравствуйте, дети. Я вернулся!
А за тридевять земель от острова, в маленьком городишке на севере империи некий священник вдруг просыпается в своей келье. То есть он, этот человек, внезапно вскакивает с жесткого ложа и понимает – что-то произошло. Именно в эту ночь. Ночь полнолуния.
Этот священник по его имени Когер, некогда прославившийся на весь Мир своими проповедями а потом вдруг умолкнувший как будто, он чувствует, что к нему вернулось Нечто. То самое Нечто, что заставляло его писать эти пресловутые проповеди, глубинного смысла которых даже он сам не мог понять своим убогим разумом, то самое Нечто, что гнало его из города в город, из провинции в провинцию, из монастыря в монастырь… Из убогой деревушки – во дворец самого Императора… Вернулось то самое Нечто – или же к нему пришло иное? Он сам пока еще не понял. Когер знает пока только одно – что-то произошло. Он садится к столу, разжигает свечу… Придвигает лист пергамента. Все это – свечу, чернила, пергамент – он готовит ежедневно с вечера, но это Нечто (озарение, вдохновение, дух Гилфингов) более его не посещает ночами. И только сегодня, в ночь полнолуния…
Толстые пальцы аккуратно охватывают хрупкий стерженек пера:
«…Только нынче, в ночь полнолуния вновь прозрели мои слепые очи – и постиг я, неразумный…» Буква ложится к букве, слово к слову – гладко пишется текст завтрашней проповеди, но… Когер чувствует – что-то не совсем так, как прежде… Что случилось в Мире иное…


ГЛАВА 42

Спешность, с которой собиралось войско, самому Каногору была отнюдь не по душе. Раздражало все – и своеволие сантлакских дворянчиков, и то, что из гвардии, оказывается, успело дезертировать около трети состава (а он, маршал, ничего об этом не знал), и то, что практически нет толковых колдунов… Раздражало также и то, что статус вельмож и полководцев, явившихся под его начало, было сложно определить. Но постепенно ситуация стала проясняться.
Около половины воинов, сошедшихся под знамя Велитиана, составляли сантлакцы и их свита. Это была многочисленная рыцарская конница, мощное войско – но практически неуправляемое. Далее гвардейцы – дисциплинированные, отличные солдаты. Но совершенно деморализованные, не понимающие, зачем и против кого они будут сражаться, расстроенные бегством из войска своих товарищей… И наконец дружины ванетских вассалов короны и графов. Опять же – явились далеко не все. Многие отсиживаются по замкам, выжидая – чья возьмет. Разумеется, преданные лизоблюды, такие как граф Ирс Эгенельский, замешанные во всех интригах и темных делишках заговорщиков – эти пришли все. Понимают, что если Каногор проиграет – и им не посчастливится, им тут же припомнят все прошлые грехи… На этом – все. Призывать наемников времени уже не было, а вооружить цеховые ополчения Ванетинии (что могло бы дать около тысячи хороших пехотинцев) – нет уж, увольте. Эти слишком ненадежны. Более того, и в столице следует оставить крепкий гарнизон, не то если вспыхнет бунт – все пропало… Словом, так или иначе, для похода собралось около четырех тысяч воинов, преимущественно кавалерии. Огромная сила в умелых руках! Каногор свои руки считал умелыми…
Когда подсчитали примерную численность войска, маршал плотоядно ухмыльнулся – с такой армией он раздавит сопляка Алекиана. Вряд ли все войско, что способен выставить Гонзор, сможет удержать позиции, когда четырехтысячная конная лава устремится на их строй, склонив пики…
Но помимо военных вопросов предстояло решить и кое-какие технические проблемы. Например, под каким знаменем пойдет это войско? И в каких цветах? Вопрос не праздный. Уже стало известно, что гонзорцы выступают под алым имперским знаменем с золотым орлом. И что все солдаты наряжены в соответствующие одежды. Поэтому Каногору показалось правильным – чтобы не повторяться, не подражать, упаси Гилфинг, врагу – поднять над походной колонной ванетский флаг. Желтый флаг с красным львом. Но вот одеяния… Когда сантлакские дворянчики увидят против себя войско в имперских цветах – они не подадут виду, будут с презрением ругать неприятелей, но в душе… В душе поселится неуверенность. Грамотно бы нарядить всех в какое-то подобие формы…
На складах Ванетинии не нашлось соответствующего количества желтой ткани на плащи рыцарям и латникам. Да собственно говоря на складах вообще было пусто (хитрые купчишки все вывезли из города), если не считать огромного количества дешевого полотна буровато-зеленого цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125