Наконец ее мозг полностью сосредоточился на рисовании.
«Я больше не стану задавать вопросы, – решила Иззи. – Ни одному человеку. Пусть на них отвечает мое творчество».
Она отложила альбом, взяла пачку угля и встала перед мольбертом. Вскоре на холсте появился черновой набросок. К тому времени, когда небо за окнами начало темнеть, пейзаж на мольберте проступил совершенно отчетливо. Иззи прибралась, вышла, заперла за собой дверь и положила ключ в карман. По дороге она перекусила в ресторанчике, а потом отправилась на одну из вечеринок, которыми славилась Уотерхауз-стрит, где выпила слишком много спиртного. Но не пошла домой, а позволила какому-то поэту, двумя годами моложе ее самой, увести себя к нему в квартиру и уложить в постель. В свои двадцать лет она чувствовала себя почти старухой.
Около четырех утра Иззи проснулась от неприятного чувства, что за ними кто-то наблюдает. Она села на кровати, осмотрела незнакомую комнату, подошла к окну. Спальня находилась на третьем этаже, и снаружи не было ни деревьев, ни пожарной лестницы, ни даже лоз дикого, винограда.
Иззи не стала возвращаться в постель. Она оделась и прошла в ванную комнату. Найти флакон с аспирином не составило труда, и она приняла сразу три таблетки, запила стаканом воды, а потом вышла из квартиры поэта и отправилась домой на Уотерхауз-стрит.
В постель поэта Иззи не вернулась, зато через два дня переспала с его лучшим другом.
II
Ноябрь 1975-го
На второй персональной выставке Иззи в галерее «Зеленый человечек» было выставлено семнадцать картин, и все они были проданы.
– Теперь я абсолютно уверена, что мы назначили за них слишком низкие цены, – сказала Альбина вечером, когда она, Алан, Кэти и Иззи отправились праздновать это событие.
Они сидели в ресторане «Рыжий лев» у окна, выходящего на Ли-стрит. Магазины уже закрылись на ночь, но даже в этот промозглый осенний вечер по тротуарам шли многочисленные пешеходы. Богемная молодежь, заезжие туристы и местные жители возвращались в свои дома или, наоборот, направлялись на вечеринки и концерты. В потоке людей Иззи заметила высокую женщину с львиной гривой золотисто-красных волос. Она прогуливалась с грацией пантеры, легкий хлопковый жакет, несмотря на сырость и холод, был расстегнут снизу доверху. Мужчины, очарованные ее красотой, оборачивались вслед, но не замечали сужающихся кверху длинных ушей, на которых пробивались завитки рыжеватой шерсти. Впрочем, на улице было достаточно темно, а золотисто-рыжие волосы почти полностью скрывали уши женщины.
Иззи закончила картину и вызвала появление этого ньюмена за два дня до открытия выставки. Картина еще не имела названия, но при виде идущей по улице женщины Иззи решила назвать полотно просто «Грация». Она уже пожалела, что изобразила женщину прислонившейся к одному из каменных львов библиотеки, а не в окружении праздной толпы на Ли-стрит.
– Я в самом деле сожалею об этом, – сказала Альбина.
Иззи потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что последние слова обращены именно к ней. Алан улыбнулся.
– Она стала слишком преуспевающей художницей, чтобы обращать внимание на болтовню плебеев вроде нас, – промолвил он. – Иззи, я прав?
– Ха-ха.
– В следующий раз, – продолжала Альбина, – я назначу более высокие цены.
– Да, – восторженно воскликнула Кэти. – На очередной выставке картины должны оцениваться в два-три раза дороже. Перед нами шедевры, которые в один прекрасный день заставят людей почтительно склонять голову.
– Перестаньте, пожалуйста, – взмолилась Иззи, пытаясь под столом толкнуть Кэти ногой, но одновременно заливаясь краской смущения.
Кэти отдернула ногу, и удар Иззи пришелся по ножке стола.
– Ну-ну, – сказал Алан. – Великий Ван Гог не стал бы так себя вести.
– Только потому, что он давно умер, – заметила Кэти. – Разве ты не помнишь историю?
– Неужели он уже устарел? – насмешливо удивился Алан.
– Он в любом случае остался в прошлом, – сказала Кэти. – А вот звезда нашей belle Иззи только восходит.
Несмотря на явные насмешки друзей, Иззи не могла не радоваться успеху выставки. Все картины были проданы. Пришедшие художники, которых она знала только по их произведениям, подходили к столику, чтобы поздравить ее. Такая удача несколько пугала Иззи, ведь представленные картины не были самыми лучшими из ее работ. Ни одно полотно, которое вызвало появление ньюменов, не было выставлено, а все они намного превосходили городские пейзажи и зарисовки. Это не означало, что в другие работы она вкладывала меньше труда и вдохновения, чем в картины-переходы; просто те, которые вызывали появление ньюменов, отнимали у нее больше душевных сил. Проданные картины были совершенными с точки зрения техники. Картины-переходы возбуждали в душе особые чувства, которым она не могла найти определение.
– В отличие от твоих так называемых друзей, – снова заговорила Альбина, – я говорю вполне серьезно. Мы должны самым тщательным образом пересмотреть уровень цен на твои произведения, выставляемые галереей.
Иззи ненавидела разговоры о бизнесе. Она просто пожала плечами, что ее ни к чему не обязывало.
– Как скажешь.
– Тогда поговорим об этом позже, – успокоилась Альбина.
– И правильно, – воскликнула Кэти, поднимая свой бокал. – Сегодня мы будем только праздновать. За Иззи и ее дальнейшее процветание!
Иззи вспыхнула от смущения, а Алан и Альбина присоединились к тосту Кэти. Люди за соседними столиками с улыбкой посматривали в их сторону.
– За моих друзей, – сказала Иззи, чокаясь своим бокалом с остальными. – За вас и ваши успехи.
– Аминь, та belle Иззи, – рассмеялась Кэти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186