Только на прошлой неделе она прочла о мужчине, якобы изнасиловавшем свою племянницу. В суде он был признан невиновным – девчонка просто всё выдумала в надежде привлечь внимание своих родителей, – но, судя по статье, клеймо позора так и осталось на этом человеке, а его жена не выдержала судебного разбирательства и подала на развод. Мариса постаралась прогнать из головы тревожные мысли.
– Пожалуй, я всё же оденусь, – сказала она наконец.
– Всё скоро прояснится, – попытался успокоить ее Алан.
Мариса кивнула в ответ.
– Но если что-то произойдет – я хочу сказать, если меня решат задержать, – это ничего не меняет, ты можешь оставаться в квартире сколько потребуется.
– Не хочу даже думать о такой возможности.
– Просто имей это в виду, на всякий случай.
– Прекрасно, – вздохнула она. – На всякий случай. Но этого случая не должно быть.
– Я от души на это надеюсь.
Внешне он выглядел вполне спокойно, но Мариса чувствовала, что в душе Алан встревожен ничуть не меньше ее. Тогда она выпрямилась и решила вести себя как можно увереннее. Если уж Алан, когда за ним явились из полиции, способен держать себя в руках, она тоже справится со своими нервами.
– Ну что ж, мы вместе разберемся с этим делом, – сказала она.
С этими словами Мариса скрылась за дверью ванной комнаты и собралась за рекордно короткое время, задержавшись только на мгновение, чтобы пройтись помадой по губам.
III
Было уже позднее утро, а Роланда всё еще сидела у своей кровати и смотрела на спящую Козетту. Лишь один раз за всё это время она спускалась вниз, чтобы отменить назначенные на утро встречи и приготовить кофе. С тех пор прошло больше часа. Кофе давно был выпит, а Козетта всё еще спала – если это можно было назвать сном. Роланде никак не удавалось отделаться от воспоминаний о том ужасном моменте, когда девочка провела ножом по своей ладони; острое лезвие глубоко проникло в плоть, но рана не кровоточила. Совсем не кровоточила. Она просто закрылась, как закрывается молния на сумке. Раз, и готово.
Но это невозможно. То, что было, не могло происходить на самом деле. Но она видела это собственными глазами, и теперь мир утратил свою надежность. Раз случилось такое, ничему на свете нельзя доверять. Твердый деревянный настил пола под ногами пошатнулся, стены задрожали, воздух загустел от света, приобретшего плотность. Даже пылинки в солнечных лучах кружились не так, как раньше. Всё изменилось.
«Вот как получается, – размышляла Роланда, глядя на свою гостью. – Ты думаешь, что находишься в безопасности, наслаждаешься привычной обстановкой, а потом что-то врывается в твою жизнь, и всё вокруг становится чужим и незнакомым». И дело вовсе не в спящей на кровати девочке, а в том, что с этого момента все предметы и явления перестали быть знакомыми и понятными. Вероятно, именно в таких случаях люди говорят о прозрении, хотя Роланда так и не поняла, что именно ей посчастливилось увидеть. Она просто осознала, что мир вокруг перестал быть привычным и безопасным. Понятие правды оказалось неоднозначным. Любая истина допускает множество вариантов, и все они верны.
– Ты испугана? – Роланда увидела, что Козетта открыла глаза, и их сияющий приветливый взгляд обращен на нее. Она перестала воспринимать девочку как потенциальную подопечную фонда, нуждающуюся в пристанище и пище. Роли переменились, и теперь она считала Козетту равной, обе могли многому научить друг друга.
– Я больше не понимаю, кто я, – призналась Роланда. – Теперь всё изменилось. И всё стало возможным.
Козетта села в постели и передвинулась поближе к изголовью, чтобы прислониться к спинке кровати.
– Кроме счастья, – произнесла она.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу стать настоящей.
– Ты говоришь как Пиноккио, – улыбнулась Роланда.
– Кто такой Пиноккио?
– Маленькая деревянная кукла из сказки. Он тоже хотел стать настоящим мальчиком.
– И у него получилось?
– Не сразу, но получилось.
Козетта нетерпеливо наклонилась вперед:
– Как он это сделал?
– Это всего лишь сказка, – сказала Роланда.
– Но все мы – только сказки. Мы существуем, пока люди помнят нас и сказки, в которых мы живем. Без этих историй мы исчезнем.
– Я полагаю, это можно сказать обо всех нас, – задумчиво произнесла Роланда.
– Но, если ты настоящая, – не унималась Козетта, – твои истории имеют большее значение. Меньше вероятности, что их забудут.
– Я ничего об этом не знаю. Для многих людей персонажи книг и фильмов кажутся более реальными, чем окружающие их люди.
– Как кукле удалось стать настоящей?
– Я уже не помню точно, – вздохнула Роланда. – Кажется, это было связано с условием стать примерным мальчиком, совершать добрые дела. Еще там была фея, но, боюсь, я путаю книгу с диснеевским фильмом. Я помню фею из фильма, но не могу сказать точно, была ли она в книге. А в кино именно фея помогла кукле превратиться в мальчика.
Козетта жадно ловила каждое слово.
– Интересно, согласится ли Изабель нарисовать для меня такую фею?
– Тебе не нужна никакая фея, Козетта, – сказала Роланда. – Ты и так настоящая.
– Я не вижу снов. И во мне нет крови.
– Может, так лучше?
– Ты не понимаешь, каково это чувствовать себя такой... такой пустой внутри.
– Возможно, – согласилась Роланда. – Но я считаю, что ты придаешь большее значение тому, что люди чувствуют, чем тому, как они поступают. Многие проживают всю свою жизнь с ощущением незавершенности и пустоты в сердце.
Но Козетта не была расположена слушать такого рода объяснения.
– Я тоже буду совершать хорошие поступки, – сказала она. – Мы все будем заниматься только добрыми делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186