Ее удовлетворило то, что она в нем увидела. Сморщив красивого рисунка губы. Мелисса вытянула их в тонкую ниточку и еще раз посмотрелась. Отлично! Противнее не бывает. Приняв еще кое-какие меры, она танцующей походкой вышла из спальни. Захарий растянулся на диване в залитой утренним солнцем комнате, и девушка весело закружилась перед ним.
– Ну? – спросила она. – Как я тебе? Он молчал, оторопело глядя на ее перекошенное лицо.
– Ну скажи что-нибудь! Я сделала все, что могла. Неужели мало?
– Мало? – проговорил Захарий. – Дорогая, ты превзошла самою себя! Ты похожа на… – он поперхнулся на полуслове, а затем весело расхохотался. Он пытался остановиться, но приступы смеха одолевали его. – Ты выглядишь…
– Ужасно? – подсказала Мелисса с надеждой, пока Захарий искал слово, способное выразить внешность сестры.
Ужасно. Может, это слишком сильно, но теперь Мелисса ничем не напоминала симпатичную молодую леди, с которой дядя Джош беседовал в библиотеке. Единственное, от чего ей не удалось избавиться, – так это от золотисто-карего цвета глаз. Вряд ли кто признает хорошенькую племянницу Джона Манчестера в этом чучеле! Густые вьющиеся волосы Мелисса убрала с лица, стянув в чопорный тугой узел на затылке, отчего миндалевидные глаза превратились в щелки. Черты лица заострились. Но особый расчет Мелисса делала на старомодные очки, которые откопала на чердаке в отцовском сундуке.
Эти два колеса на носу просто посланы Богом. Они не только отвлекали внимание от прекрасных глаз и черт лица, они заставляли девушку щуриться, когда она пыталась что-то разглядеть сквозь маленькие линзы. К довершению всего среди кучи барахла на чердаке она отыскала безвкусное платье, которое висело на ней, как на палке, скрывая упругую грудь и тонкую талию. Серо-зеленая ткань придала ее золотистой коже нездоровый бледный оттенок, а уж когда она кривила губы – картина выглядела совершенно законченной и безнадежной: классическая старая дева.
К сожалению, Мелисса не могла удерживать губы в таком положении, когда смеялась (а она это делала часто), и образ рассыпался. Но Мелисса была довольна собой: ее внешность плюс к ней плачевное состояние дел Сеймуров отвадят докучливых поклонников.
– Ну и как? – снова спросила Мелисса. – Теперь Джон Ньюкомб отстанет от меня!
– Бог мой! Конечно! Он только взглянет на тебя, и – конец! – Захарий задорно засмеялся. – Но мне интересно, как дядя Джош воспримет тебя в таком виде.
– Его может хватить апоплексический удар, и он тоже от меня отстанет.
– Надеюсь, – ответил Захарий. – Ваши с ним споры после твоего отказа Ньюкомбу совершенно ужасны. Вы так ругаетесь, – удивительно, что вас не слышат в Батон-Руже.
– Я что-то не заметила, чтобы и ты говорил тихим голосом. А вчерашняя перебранка была еще хуже, чем та, что ты устроил, когда я отказала Джону. Тогда ты просто сказал, что он мне надоедает, а вчера – вчера ты кричал на него и велел убираться из дома. Захарий смутился:
– Я не выношу, когда он говорит с тобой в такой манере. Ты вправе отказать Ньюкомбу и кому угодно, и я просто потребовал, чтобы Джош не принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь. – Потом, волнуясь, добавил:
– Он ведь не может меня выдворить из Уиллоуглена, правда? Я имею в виду – он не мой опекун?
Веселость Мелиссы улетучилась, и с тревогой в голосе она призналась:
– Я знаю только, что по воле отца Джош и я разделяем опеку над тобой. Но я не знаю, что будет, если Джош потребует, чтобы я жила под его опекой. Я буду бороться, но…
Они выглядели обескураженными, не понимая, как далеко простирается опекунство Джоша над Захарием. Однако все – вплоть до местного судьи – друзья дядюшки. Но вряд ли он способен причинить вред своим племянникам: с детства он и тетя Салли поздравляли их с днями рождения, хотя сам Хью не помнил, когда родились его дети. Именно дядя Джош подарил Мелиссе первого пони. Он часто занимался с Захарием, когда тот в тринадцать лет сломал ногу. Дядя Джош был человеком, к которому они прилепились после смерти Хью, он стремился оградить их от несчастья, которое свалилось на них по вине отца: разорения Уиллоуглена.
Джош Манчестер был хороший человек, и Мелисса знала, что он любит их с Захарием и хочет, чтобы им было как можно лучше. Поэтому затянувшееся противостояние приносило ей боль. «Был бы он злой, – думала она горько, – было бы легче». Но всякий раз у них шел один и тот же спор. Из-за отказа выйти замуж за Ньюкомба она чувствовала себя виноватой, девушка не хотела обижать дядю – она с радостью влюбилась бы в этого парня или в любого другого, нравящегося Джошу, но не могла. Даже не желая огорчать дядюшку, она не собиралась вступать в брак с тем, с кем не хотела.
А вдруг дядя Джош выложит последнюю карту? Если он поставит условие – или замужество, или опекунство над Захарием? В горле у нее пересохло, и Мелисса почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но дядюшка за долгие месяцы ни разу не упомянул об опекунстве, до вчерашнего дня.
Вспоминая неловкость Джоша во время последней стычки, Мелисса почувствовала, как его разрывает на части. Ему претило угрожать ей, что заберет Захария из-под ее опеки, но было ясно, что Джош уверен: замужество Мелиссы – единственное, что вызволит их из сложившейся финансовой ситуации. И он снова подчеркнул, что не только Манчестеры выиграют от этого.
Страдая, Мелисса все время напоминала себе, что Джош не желает ей зла, он хочет, чтобы она вышла замуж за доброго, приятного молодого человека из хорошей семьи. Что в этом плохого?
Ее охватило чувство вины. Неужели она такая тупоголовая эгоистка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111