– Да, по возможности, – отозвался молодой человек, – но после отъезда семьи маркиза газеты больше к нам не приходят. Хотя несколько недель назад я слышал от управляющего монсеньера, что голландская проблема наконец улажена.
Брошар кивнул:
– Да, благодаря договору, подписанному в Фонтенбло 8 ноября. Согласно ему, Голландия должна разобрать форты на обоих берегах Шельды и открыть реку для австрийской торговли. Император в свою очередь отказался от претензий на суверенитет над Маастрихтом за десять миллионов флоринов. Голландия должна выплатить только пять с половиной миллионов, поэтому, чтобы окончательно уладить дело, баланс будет выплачен из французской казны. Это величайший триумф нашего министра иностранных дел, графа де Верженна, и партии мира.
– Я не вполне понимаю, почему мы должны платить за голландцев, – задумчиво произнес Роджер.
– Многие другие тоже не понимают этого и устраивают шумные протесты. Но если бы мы ввязались в войну, это обошлось бы нам в сотни раз дороже. На мой взгляд, мы дешево отделались. Единственная беда в том, что Голландия все-таки может втянуть нас в конфликт, если мы окажем поддержку их республиканской партии, которая жаждет свергнуть штатгальтера, а Англия придет ему на помощь.
– Вы все еще считаете, что новая война погубит Францию?
– Более чем когда-либо. С тех пор как месье де Калонн стал генеральным контролером, он залезает в один долг за другим, беря займ каждый раз под более высокий процент, чем предыдущий. Но страна больше не верит в стабильность правления. Первого числа этого месяца Калонн в качестве последней отчаянной меры прибег к попытке снизить курс нашей валюты. Он предлагает двадцать пять ливров за каждый луидор, имеющий номинальную цену в двадцать четыре ливра, который сейчас чеканится на монетном дворе, с тем чтобы золото отчеканили в новые луидоры, имеющие вес на одну десятую меньше старых. Это прием банкрота, и достаточно любого общенационального бедствия, чтобы возник финансовый хаос.
– А почему финансы Франции в таком плачевном состоянии? – спросил Роджер. – Неужели король не может ничего предпринять?
Брошар пожал широкими плечами:
– Может, и имеет желание, но не волю. Он безнадежно слаб, и ему не хватает мужества поддержать тех, кто выступает за разумные реформы, против интриг королевы и аристократии.
– Возможно, король опасается, что, если он поддержит слишком либеральные меры, аристократы поднимут против него мятеж?
– У них сил не хватит. Все козыри в руках короля – лишь бы ему хватило решимости играть. Вступая на трон двадцатилетним молодым человеком, Людовик XVI был полон добрых намерений. У него простые вкусы, и он смог не испачкаться в грязи двора его деда. Он выгнал министров Людовика XV вместе с Дюбарри и прочим распутным сбродом. Тогда у него были великолепные возможности, но, вместо того чтобы назначить первым министром опытного экономиста, он отдал этот пост старому де Морепа , которому было за восемьдесят и который состоял министром еще при Людовике XV, покуда его не выставила мадам де Помпадур .
Роджер кивнул, и Брошар сердито продолжил:
– Потом, с назначением Тюрго генеральным контролером, у короля появился еще один шанс. Тюрго был интендантом Лимузена, самым просвещенным из вице-королей провинций, а позже министром флота. Возможно, он величайший человек из всех, кто появился во Франции в этом столетии. Тюрго понимал все основные болезни, которыми страдала страна, и предлагал подходящие лекарства. Это был блестящий, честный и широко мыслящий политик, и король верил в него, но тем не менее позволил изгнать его из правительства. После периода регресса на сцене появился Неккер. Он был куда более мелкой личностью, чем Тюрго, рабом собственного тщеславия и приверженцем компромиссов, считавшим, что все нужно делать понемногу. Все же это был опытный финансист, понимающий необходимость реформ. Снова король получил шанс следовать добрым советам, но через несколько лет он уволил швейцарца так же, как и Тюрго. С тех пор король отдает дела страны в руки вереницы абсолютно некомпетентных людей и в последние два года вместо того, чтобы смотреть в лицо неприятным фактам, придерживался политики бездействия по совету Калонна, который не более чем нечистоплотный спекулянт.
– А что бы делал Тюрго, если бы король сохранил его на посту министра? – спросил Роджер.
– Его политикой был отказ от новых налогов и займов. С дефицитом следовало бороться при помощи жесткой экономии расходов двора и правительственных департаментов, а также отмены сотен синекур с ничем не оправданными пенсиями. Тюрго отстаивал только налог на землю, требуя полной отмены косвенного налогообложения. Он хотел устранить все ограничения на торговлю, в том числе зерном, и устроить так, чтобы все землевладельцы делали вклады в государственные сборы в соответствии с их средствами.
– Это означало бы отмену привилегии, согласно которой все лица благородного происхождения автоматически освобождаются от налогообложения.
– Разумеется. А почему бы и нет? Теперешнее население Франции составляет примерно двадцать шесть миллионов. Из них сто сорок тысяч дворян и сто девяносто тысяч духовных лиц. Первые вообще не платят налогов, а вторые отделываются чисто номинальной суммой. В результате тринадцать процентов населения, включая королевскую семью, наслаждаются двумя третями богатства Франции, не внося в казну практически ничего. Стоит ли удивляться, что страна на грани революции?
– Вы в самом деле так думаете?
– Конечно. В моем клубе мы – люди, имеющие профессию, – только об этом и говорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180