Всем телом навалясь на хлипкие низкие поручни лестницы, спустился, почти съехал, вниз и тяжело сел на траву рядом с неподвижно лежащим на боку аргамаком. С горькой жалостью обнял он руками голову коня, ласково перебирая руками пышную его челку на лбу. Конь очнулся от оцепенения и благодарно замотал ушами, тихо заурчав, будто кошка.– Вот как все повернулось-то, дружок, – приговаривал, обращаясь к коню, Юсупов. – Вместе росли мы с тобой, вместе служили царю-батюшке, вместе отца схоронили, вместе, видать, и сами жизнь кончим. Ты, Никита, – он с трудом повернул голову к князю Ухтомскому, – со мной здесь не сиди. Брось. Бери моих людей. Скачи во весь опор Григорию на выручку. Ну, а мы, – он легко похлопал рукой по шее лошади, – что нам? Смерть свою встретим – не испугаемся, чай, не робкого десятка уродились. Жаль, пожили мало, дружок, верно? Где ты, Никита? Что-то темно в глазах стало, не вижу я тебя. Ты поближе-то подойди…– Здесь я, здесь, Ибрагимка, – Никита присел на корточки рядом с Юсуповым. Обнял его голову, прижал к груди своей, едва сдерживая слезы. – Никуда я не поеду, – прошептал он, – не брошу я тебя ни за что.– А Гришку бросишь? – спросил Юсупов.– Ох, попортили, попортили, сударика, – запричитала на крыльце от жалости старуха-хозяйка.И тут Никиту осенило. Оставив Юсупова, он подошел к снятой с аргамака богато украшенной сбруе, брошенной посреди двора. Наклонился, перебрал ее и… вытащил запрятанный внутри белый холщовый мешок, от прикосновения к которому у него тут же зачесались пальцы.– А ну, поди сюда, – позвал он к себе старуху. – Скажи-ка мне, есть в Ваших местах какой добытчик, ведовством али колдовством искусный? – спросил ее строго.Старуха в ужасе замахала на него руками:– 'Что ты, государь, батюшка священник наш местный уж так запужал нас всех, что и думать-то не смеем!– А все же? – допытывался Никита. – Никому не скажу, клянусь.Старуха опасливо оглянулась по сторонам и, привстав на цыпочки, шепотом сообщила:– Мельник наш, мастеровой по этой части. О-о-ой, каков!– А где живет этот мельник? – быстро спросил Никита.– А где ж ему жить? Там, где мельница его, на речке, значит. Внучок мой знает, показать может.– Так зови его, мамаша, поскорей.Старуха побежала на сеновал и вскорости привела Никите белобрысого босоного мальчонку лет тринадцати. Увидев столько вооруженных людей вокруг, пацан боязливо озирался по сторонам. Особенно пугали его своей непривычной внешностью татары.– Знаешь, где мельник живет? – спросил, присев перед ним, Никита.– Ага, – мальчишка слабо кивнул.– Покажешь?– Ага.– Тогда полезай ко мне в седло. – Никита бегом бросился к своему Перуну и вскочил в седло. Затем подъехав, наклонился из седла и одной рукой подхватил пацана наверх. – Фрол, со мной поедешь! Вы же, – приказал он Растопченко с Лехой, – здесь оставайтесь и от Ибрагим-бея ни на шаг не отходите. Головой мне отвечаете за него! А это, – он указал на брошенный рядом со сбруей аргамака холщовый мешок, – пусть пока здесь лежит. И никто пусть не смеет прикасаться, покуда я не ворочусь! Сейчас, Ибрагим, сейчас я ворочусь! И все поправится, вот увидишь! – прокричал он Юсупову, пришпоривая коня. – Правда? – погладил по голове немного похрабревшего мальчонку. – Тебя как звать-то? Филя? Верно, Филя? Вот тот-то.Застоявшийся Перун сходу радостно взял в рысь, только пыль завилась из-под копыт.Глядя.на страдания Юсупова, Витя чувствовал себя очень нехорошо. Забылись все мытарства похода: и как сам он дважды падал с лошади, и как при переправе вброд чуть не утонул Рыбкин, свалившись в воду. Сейчас все это как-то само собой испарилось из Витиной памяти. Его мучили угрызения совести. Хоть и не в его голове родилась вся задумка с зельем и не сам он отраву в сбрую аргамака клал, а все-таки ощущал свою причастность – ходил ведь к Машке-Козлихе за этим самым треклятым голубцом. Знал, что не на благое дело используют его, но что так все выйдет – Витя никак не ожидал. Даже спасительные мысли о грядущем богатом вознаграждении сейчас ему в голову не лезли. До вознаграждения еще далеко, да и неизвестно, будет ли оно, но что во всей этой истории легко и помереть можно, сам не заметишь, это Витя усек. Он с ужасом думал, что могла же Козлиха сыграть с ним злую шутку: вот, взяла бы и не сказала про то, какую голубиная травка опасность представляет. Что тогда было бы? Он бы сам так мучался, как сейчас Ибрагим-бей? Слава Богу, честная бабка попалась. Но не все же такие. И еще далеко не ясно, не передается ли эта зараза от одного человека к другому каким-нибудь только колдунам ведомым путем. Положили же зелье аргамаку, а хозяин тоже заболел.Исполняя приказание князя Ухтомского, Витя старательно высиживал рядом с умирающим сыном Юсуф-мурзы, но все же старался держаться подальше и даже соорудил себе на удивление всем татарам из носового платка некое подобие марлевой повязки на рот и нос, вспомнив советы по профилактике из программы «Здоровье». Рыбкин же наоборот забыл все предосторожности. Он так разжалобился, что чуть не плакал и, гладя аргамака по гриве и хвосту, все время приговаривал: «Хорошая лошадка, жалко лошадку…л. Витя попробовал прикрикнуть на него: „Ты, Леха, подальше отойди. Не трогай руками!“ Но бывший сержант, похоже, даже и не услышал его. „Вот полоумный, – ворчал про себя Витя, – но вдруг татарин этот и вправду кончится – грех на моей душе будет, точно. Ну и влип…“Встав на колени в кружок, татары громко молились по-своему, воздевая руки к небесам.Поцеловав аргамака в лоб, Юсупов с огромным трудом стал подниматься на ноги.Витя понимал, что надо бы помочь ему, поддержать, но никак не мог себя заставить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102