есть, будет сделано! Ох, тяжел мой путь… Сколько могил солдат!..» – думал Чоборцов.
– Вы тут два дня. А я облазил все места, портки протер до дыр… Я прошел не только от границы, но и сверху – от генеральского звания до полковника. Я отвечаю. А если вы против, командуйте сами. Меня вы можете ставить хоть на роту, я пойду на прорыв. Я уверен в победе.
– Я протестую, товарищ полковник! – сказал Иголкин. Он надел шинель, папаху и, выходя из блиндажа, закончил: – Вас ничему не научили ваши ошибки, Чоборцов.
Поведение этого человека пробудило в Чоборцове напористость, нагловатую насмешливость.
– Ишь ты, козырь какой! – Он оглядел своих командиров глубоко сидящими глазами. – Может, еще кто не согласен со мной?
– Согласны, – сказал начальник штаба. Комиссар кивком головы поддержал его.
Проводя совещание, Чоборцов прикидывал в уме, за какое время доедет полковник Иголкин на машине по завьюженной дороге до штаба армии, попадет на прием к Валдаеву. Звонок телефона раздался в ту самую минуту, когда по его расчетам и должен был доложиться полковник командарму.
– Явитесь с начальником штаба и комиссаром, – тихо приказал Валдаев.
Чоборцов надел белый полушубок, энергично с хрустом затянул ремень на круглом стане.
– Все остается в силе, ничего не менять, – сказал он командирам полков. К машине шел развалкой, взметая валенками напорошивший по насту снежок.
Комиссар и начштаба сели в машине позади него.
Езда в сумерки по заснеженному волнистому полю успокоила Чоборцова. Вспомнилось море перед палаццо в Валенсии, где он жил в апартаментах из трех комнат…
В первое же утро его разбудили барабаны. Он вышел на глубокий балкон и увидел огромный, шествующий впереди солдат оркестр с множеством фанфар. Солдаты шли в синих комбинезонах за оркестром, высоко подняв головы, резко, не по-нашему махая руками на уровне груди, неся винтовки на плече…
Дивизия состояла из трех бригад: анархистов, социалистов и коммунистов. Ее командир считал, что обойдется без советника, и не принял сразу Чоборцова. И тогда он с переводчиком Шейниным поехал на позиции социалистов. Шутник Шейнин научил испанцев прощаться так: катись колбасой! Даниэль, как звали там Чоборцова, обучал испанцев тактике. Расставил он пулеметы по-своему, а не как у них – кучно. И в первом же бою выкосил не одну цепь марокканцев. Высокие, жилистые, с короткими сизокурчавыми волосами и очень белыми зубами, они ползли в атаку, как змеи, проворные и гибкие. Когда пленным марокканцам сказали, что этот белобрысый коренастый есть русский, они раскрыли рты в ужасе. Чего они так напугались, он не знал, но это его потешало. Льстило ему, когда враг боялся его, – это доставляло удовольствие. Потом командир дивизии подружился с ним, увидав в бою, как он сечет атакующих фалангистов с меткостью ворошиловского стрелка. Из России пришла посылка, и Даниэль Чоборцов щедро угостил испанцев водкой и икрой. Он привык к тому, что нужно доказывать свою правоту любому человеку, свой он или не свой. Никто никогда тебя сразу не поймет…
В коридоре школы, где разместился штаб, Чоборцов и комиссар переглянулись. Сняли шубы. Широкой ладонью Данила пригладил волосы на высоко выстриженной голове, повертел ею налево, направо, разминая мышцы шеи.
В кабинете Валдаева, кроме начштаба армии Сегеды, сидели человек десять офицеров. Валдаев поднял голову с коротким начесом на лоб, глядя на Чоборцова тяжело потемневшими глазами, пригласил сдержанным жестом:
– Докладывай.
Вертко поворачиваясь у карты, бросая стреляющие взгляды на полковника из Ставки Иголкина, сидевшего на диване скрестив руки, Чоборцов докладывал напористо:
– Я использую всю силу огня, наступая цепью. Атакующие будут идти следом за огневым валом. А пусти я по старинке, тремя эшелонами уступом, немцы посекут кинжальным огнем, минометами, орудиями. А теперь они не успеют сообразить – как я ворвусь на их позиции. Пусть рвутся ихние мины и снаряды за спиной моих орлов…
– Смело и безграмотно. Слепая отвага неосведомленного в науке, – заглушил Чоборцова октавой Иголкин. – Где и какие резервы у вас?
– Хватит с меня батальона. Довольно уступами-то густыми, колоннами-то подставлять себя под огонь. Густо наустилали убитыми снега… Я отвечаю за успех операции, – закончил Чоборцов, выпятив грудь.
Валдаев подпер ладонью удлиненное с подбородка лицо, слегка косясь на Иголкина. Тот прямо глядел перед собой серыми, стального блеска глазами.
«А Данила-то крупный характер… А я считал его… В огне рождается новый полководец, человек новый… Да, армия, военная мысль обновляются…» – думал Валдаев, вспоминая первые дни наступления под Москвой, когда сильный жестокий враг впервые был опрокинут и его били, как в запальчивой драке, чем попало и куда попало. Уж очень не терпелось изгнать врага, восстановить свое человеческое, солдатское достоинство.
– Утверждаю, – сказал Валдаев. Встал и спросил, есть ли у кого вопросы.
Иголкин удивленно вскинул брови, заерзал на диване, закурил.
– Чоборцов, – продолжал Валдаев оживленно, – ты должен прорвать оборону, наладить переправу через речку. В прорыв пойдет танковый корпус генерала Лаврова.
Чернявый генерал-майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза на мундире, чуть великоватом на его дробной фигуре, встал и кивком головы подтвердил, что он понимает задачу.
– У нас в корпусе шестьдесят танков. Выйдите на прорыв. Мы подбросим вам еще. Жуков обещал в случае успеха корпус Катукова. Танки должны ворваться в Вязовый, перерезать узел дорог. Там у противника армейские склады.
Лавров попросил придать ему еще танковый батальон, находившийся в распоряжении Волжской дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134