Как-то она зашла в аптеку, а его мать, кажется, спросила, были ли у нее в последнее время приступы или что-то в таком духе, а в аптеке кто-то был. Она не хочет, чтобы об этом знали, ну и все такое, поэтому и велела Сиси заткнуться. Пит говорит, что Либби тогда просто обезумела.
— А как об этом узнала Сиси?
— Либби покупала у них лекарство.
— Ах, ну да. Но разве это не врачебная тайна? Я имею в виду, что фармацевты не должны никому рассказывать, от каких болезней лечатся их клиенты. Я никогда об этом не думала. Какой ужас.
— Да, — сказал Рон. Ему очень понравилась эта мысль. — Да, идешь себе по улице, встречаешь аптекаря, а он этак мимоходом: «Ну как там наш геморрой? Нисколько не съежился?» Вот так-то.
— Интересно, знал ли про это ее муж. У меня такое чувство, что ему это не понравилось бы. Может быть, поэтому он ее и убил? То есть если он вообще убивал ее. Он произвел на меня впечатление человека, который очень гордится своей профессией. Он чуть ли не извинялся за то, что после такого несчастья аптека все еще торгует. Он сказал, что люди полагаются на него. Я удивилась. Не знаю почему. Может быть, потому, что снаружи место кажется таким убогим.
— Не то, что здесь. — Рон огляделся по сторонам.
— Где уж им тягаться. Но знаешь, теперь я поняла, что ты имел в виду, говоря про этот дом. Он не то чтобы непривлекательный. Просто он не рассчитан на то, чтобы производить впечатление. Наверное, я скорее ожидала бы увидеть здесь повсюду хрусталь и серебро.
— Да. Коли на то пошло, что здесь воровать?
Безделушек в доме практически не было. Самыми мелкими предметами обстановки казались подсвечники, но в них горели свечи. Чтобы незаметно стибрить их, требовалась немалая ловкость рук. На стене одной из ванных комнат первого этажа висел рисунок Поля Клея. Может быть, рама была накрепко вделана в штукатурку. Не знаю. Не трогала.
— Не знаю, — сказала я, — но хочешь услышать еще про одну странность? — И я рассказала Рону про принтер, который предлагала мне Либби. — При все этом они кажутся мне весьма странными охранниками.
— Да, — сказал он. — Реджи тоже довольно странный парень. Знаешь, он ведь из штата Мэн.
— Но не это делает его странным. Я тоже из штата Мэн. Это самое что ни на есть обыкновенное место.
Рону это показалось забавным.
— Пока я возился с трубой, здешняя горничная мне кое-что про него рассказала.
Ну не говорила ли я о хороших помощниках? Разве студент Гарварда стал бы сплетничать с сантехником? Хотя не исключено, что горничная была именно из студенток.
— И что она сказала? — спросила я.
— Мими получила его в наследство. Он начал с того, что состоял при ее муже проводником на рыбной ловле и охоте.
— Где-то я об этом слышала. А он настоящий проводник? У него есть лицензия?
Если да, то есть чему удивляться. В моем родном штате такая лицензия значит не меньше, чем в Кембридже книга, выпущенная издательством Гарвардского университета.
— Не знаю, — сказал Рон. — Как бы то ни было, он здесь обосновался. Тебе известно, что он живет в этом доме? У него здесь квартира. Он расчищает дорожки, водит машину миссис Николз, выполняет разные поручения, убирает за собаками. Предлагал мне заняться нашими дорожками, возле библиотеки, спрашивал, не надо ли присматривать за ней по ночам и когда в ней нет сотрудников и посетителей.
— Это уже на ступеньку ниже, чем быть проводником в штате Мэн.
— Но платят за это, наверное, больше, — сказал Рон. — К тому же, пока старик был жив, он не бросал своего основного занятия. Возил его на рыбалку. Был при нем, когда тот сыграл в ящик.
— Помню, — сказала я. — Укусы пчел. Моя бестактность. Аллергия. Все правильно.
Стоявший невдалеке от нас высокий седовласый мужчина повернулся ко мне и спокойно спросил:
— Прошу прощения за то, что вмешиваюсь. Вы аллергик? У вас аллергия на укусы пчел?
— Нет. Я вовсе не аллергик, — сказала я. — И меньше всего на собак.
— Извините, — сказал он. — Мне показалось, что вы упомянули аллергию.
— Мы говорили про мистера Николза, — объявил Рон и, понизив голос, добавил: — Он от этого умер.
— Я знаю, — сказал мужчина. — Он был моим пациентом. Потому я и заговорил с вами. Видите ли, на этот счет мнения расходятся. Вы встречаете на улице человека и сразу понимаете, что он страдает тем или иным заболеванием. Вы подходите к нему и говорите: «Привет, похоже, вы страдаете болезнью Аддисона?» Ну или чем-нибудь другим.
— Пожалуй, это было бы не слишком уместно, — сказала я.
— Да, возможно. Ну а что если он об этом не знает? Что, если не лечится? Это было бы еще хуже. Сам я редко так поступаю. — Он заговорил тише: — Но Эд Николз был моим другом.
Что до ремесла водопроводчика, то там все говорится впрямую. Если Рону говорят, что в ванной испортилась арматура, он спрашивает, какая именно.
— А что случилось? — спросил он.
— Эд презирал аллергию, — сказал врач. — Презирал. Считал ее болезнью, недостойной мужчины. Отрицал ее существование. Я видел его за неделю до несчастья, выписал ему новую аптечку, но он не обратил на это никакого внимания. Было лето, июнь, и я знал, что он часто ездит на рыбалку. Вот почему я иногда пристаю к людям. Если бы аптечка была при нем, он сейчас находился бы среди нас.
— Вы не виноваты, — сказала я.
— Если бы я проявил настойчивость, аптечка была бы при нем. Распространение медицинских знаний — обязанность врача. Я получил тяжелый урок.
Тут я увидела, что Реджи, временно сложив с себя обязанности охранника, просит всех пройти в гостиную, и тут же заметила, что Либби обращается с той же просьбой к гостям, стоящим в другом конце комнаты.
Все мы спокойно расположились в комнате, куда нас пригласили, если, конечно, помещение на две сотни человек можно назвать комнатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61