Мне тебя жаль, я чувствую к тебе то, что лишь дядя может чувствовать к племяннику. Я могу тебе помочь, уверен в этом, и вот мчался к тебе полным ходом.
— Это… крайне любезно с вашей стороны, — произнес Киёмори, посмеиваясь, но вместе с тем вежливо наклонив голову, — но, дядюшка, разве вы не понимаете, с кем мы имеем дело? Никто, даже его величество, не осмелится противостоять священному символу. Не имеет значения, какие размеры имеет помощь, которую вы предлагаете, но мы беспомощны против монахов с горы Хиэй. Если только вы не приехали посмотреть на развалины моего дома, ваши слова по меньшей мере комичны. Но я осознаю, что ваше предложение идет от всего сердца.
— Г-м-м… теперь я понимаю. На рассвете я встретил твоего отца в Ведомстве правосудия, и он вроде бы думал так же, как ты. На самом деле вы оба совершенно одинаковые… И никого из вас не беспокоит, что случится. Вы совершенно безразличны к тому, что может произойти.
— Отец говорит от себя, а я — от себя. Сохранять спокойствие — что в этом странного? Встречный вопрос — что с вами происходит? В этих угрозах применить оружие нет ничего необычного.
— Довольно. Чем больше ты болтаешь, тем лучше я понимаю, что вы с отцом — пара трусов.
Тадамаса, не желая даже предположить, что его племянник уже стал мужчиной, по привычке упорно относился к Киёмори грубо, словно он остался тем же юнцом оборванцем, каким был десять лет назад. В свою очередь Киёмори терпел Тадамасу лишь потому, что он доводился отцу братом. Ни к кому другому Киёмори не испытывал большей неприязни. Позднее он заметил в Тадамасе определенную озабоченность и почувствовал, что продвижение Тадамори в Ведомстве правосудия, так же как новый титул и ранг, полученные им самим, почему-то нервировали дядюшку, хотя у Тадамасы не было причины им завидовать, так как и сам он недавно получил важный пост при дворе.
— Давай слезай с лошади, Киёмори, слезай и послушай, что я тебе скажу.
— Нет, я еду проверить оборону дворца и не могу задерживаться.
— Ты должен был в числе первых прибыть во дворец, а сам в этот час ехал не спеша, разве ты торопился туда попасть? — сказал Тадамаса, поспешно спрыгнув с лошади и схватив стремя Киёмори.
— Так что же вы хотите? — нетерпеливо спросил Киёмори, неохотно спешился и уселся под сосной, стоявшей у дороги.
— Теперь слушай меня. Если откажешься, то с этого самого дня я отрекусь от всех священных кровных уз, существующих между нами, — заявил Тадамаса.
— Так что же это значит?
— Ты совершенно ослеплен любовью к жене. Токико заставляет тебя плясать под ее дудку.
— Вы говорите о моей жене?
— А о ком же еще? Ты ей позволил уговорить себя вызвать эту беду, слабоумный муж — вот ты кто! Я ни в ком не встречал такой глупости. Почему ты не выдашь Токитаду монахам с горы Хиэй?
— А, минуточку, я не совсем понял. Вы говорите, раз Токитада — брат моей жены, то я прислушался к просьбам Токико и, следовательно, ответственен за эту серьезную ситуацию?
— Это вполне возможно. Мне нет нужды тебя спрашивать о том, что для меня, твоего дяди, и так совершенно ясно.
— Значит, вот как обстоит дело. И как оно вам представляется?
— Поклянись мне здесь и сейчас, что выдашь Токитаду и своего вассала Хэйроку, а сам останешься пленником в собственном доме и будешь там ждать решения. А я тем временем поскачу в Гион и сам поговорю с монахами. У них не останется причин настаивать на своих требованиях, и мы отвратим бедствие.
— Я отказываюсь.
— Что?!
— Пусть сначала возьмут меня за ноги и разорвут на части, а прежде я не выдам этих двоих.
— Почему ты отказываешься? Какую ценность представляют их жизни по сравнению с душевным покоем императоров?
— Виновны не только Токитада и Хэйроку. Если суждено несчастью посетить двор, то это будет лишь результатом его непрерывных злоупотреблений. Если атакуют дворец, то это будет лишь результатом плохого управления. И в том и в другом случае вряд ли я могу отвечать за последствия.
— Ты с ума сошел, Киёмори? От тебя ли я слышу эти бесстыдные слова?
— Не более бесстыдные, чем те, которые до сих пор я слышал от вас. Мне очень дорога моя жена, но она не принимает за меня решения.
— Очень хорошо, очень хорошо… Я сказал довольно. Пусть произойдет то, что произойдет! Еще я слышал, как ты сказал такое, что нельзя недооценить. Что бы ни случилось с их величествами, тебя это не касается?
— Я это сказал, несомненно.
— Изменник! Подлый изменник!
— В самом деле?
— Боги, конечно, обрушат наказание на твою нечестивую голову! Иметь такое чудовище племянником! Нет, я не стану из-за тебя рисковать своим положением при дворе. Я умываю руки, Киёмори!
— Ну и ну, как же вас разобрало-то!
— Ты и Тадамори — хороша парочка — отвергли мои предложения помочь. Подожди и увидишь, оба пожалеете об этом… Более у меня нет причин продолжать о тебе беспокоиться. Скажи отцу так: с этого самого момента я, Тадамаса, отказываюсь от всех притязаний на принадлежность к дому Хэйкэ.
Неуверенность и сама смерть, подкрадывавшаяся к столице, заставила Тадамасу, на мгновение поддавшегося панике, отречься от всех связей с домом Хэйкэ. Однако же Киёмори воспринимал взрыв эмоций дяди с улыбкой, словно обычную размолвку перед завтраком.
Киёмори наблюдал за Тадамасой и его лошадью, пока они не исчезли вдали в клубах пыли, затем встал и отвязал своего коня. Когда он уже устраивался в седле, две фигуры выпрыгнули из-за деревьев и с обеих сторон схватили поводья.
— Э, да это вы, Токитада и Хэйроку! Вы не торопились вернуться, и я поехал вперед. Ну что? Как там Токико и дети?
— Мы все сделали, как вы приказали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188