за листвой снизу меня трудно было рассмотреть, я же видел насколько хватал глаз и мог свободно ориентироваться.Да, действительно, все можно сделать так, как сказал старик. По соседству с черешней начинался виноградник; в пятидесяти метрах от того места, где мы работали, стоял домик давильни, перед ним – стол из мельничного жернова и деревянная скамейка. В конце виноградника дороги не было видно, можно было лишь догадаться, что она идет где-то между кустами. С двух сторон, обозначая границу тюремной территории, у дороги стояли сторожевые вышки. Сколько я ни смотрел, часового в башне не видел. Возможно, он был внизу или пошел поразмяться.Приставленный к нам надзиратель был таким, о каких заключенные могут только мечтать. На месте он не стоял, заговаривал частенько с кем-нибудь из нас, на дружбу не напрашивался, но крика и брани мы тоже от него никогда не слышали. И когда мы у него на глазах ели вишни, то он делал вид, что не замечает. Да и сам порой запускал руку в корзину. Он даже предупредил нас: смотрите косточки по сторонам не выплевывайте, собирайте в карман, а пойдете домой, – где-нибудь по дороге выбросите. В полдень пришла его дочка и принесла ему в базарной кошелке обед. Мы насыпали ей туда ягод, бери, мол, твой отец заслуживает больше, чем начальство из министерства юстиции, которому посылают фрукты в огромных закрытых брезентом корзинах (я-то это знал, так как работал разносчиком посылок).Во время обеденного перерыва все расположились прямо под деревьями. Я же с Белой и еще третьим товарищем – его звали Шёнфёльд, он работал во время пролетарской диктатуры в профсоюзе, – направились к давильне. Надзиратель спросил, куда мы идем. Я ответил, что там удобнее, так как есть стол. Прозвенел колокол, но мы остались сидеть. Нас звали, начали искать, но мы решили некоторое время выждать. Спустя несколько минут мы присоединились к остальным. Я на ходу застегивал пуговицу, сделав вид, как будто ходил по своим неотложным делам.Надзиратель замечания нам не сделал, только пробормотал:– Ну, живо, живо!Вечером к складу с инструментами снова подошел старик.– Не слушаешь меня! – Он неодобрительно покачал головой. – Чего вы хотите? Висельцы? Думаешь, я не знаю? Я, брат, все знаю. Они попросили для охраны пополнения, – он наклонился к самому моему уху, – жандармов! Когда те придут, тогда уже, поверьте мне, на сторожевой будке постоянно будет дозор. Дня через два они будут здесь, а возможно, что и завтра, кто знает… Не веришь мне?В этот же вечер, как только мы вернулись и я еще даже не успел раздеться, меня вызвал Пентек и проводил в комнату для свиданий. Там меня ждал Шалго. Он, очевидно, подсунул часовому деньжонок, так как тот оставил нас наедине.Шалго шепотом сообщил, зачем пришел. Через неделю состоится суд. Среди пятнадцати подсудимых я числюсь самым важным преступником, на четвертом месте Бела. В любой день они могут отправить нас в тюрьму прокуратуры в Будапешт. Медлить нельзя! Материал по нашему делу публикуется в печати. Обставят они суд, как говорится, «с помпой». По крайней мере пять смертных приговоров нам уже уготовлено. Наверное, они поэтому так легко и пошли на то, чтобы мы работали последние дни в садовом хозяйстве; пускай, мол, потрудятся на свежем воздухе. На судебный процесс приглашены иностранные корреспонденты; пусть убедятся, как гуманно обращаются у нас с заключенными коммунистами!Кроме того, он сказал, что часовой в саду «хороший» надзиратель, обработанный братом, не знает о плане побега, но если кто-нибудь исчезнет, то он не побежит в дирекцию, а прежде сам поищет в саду. А раз начнут бить тревогу хотя бы через полчаса, то этого вполне достаточно, чтобы отойти на большое расстояние. В девять часов перерыв, в девять часов тридцать пять минут и в десять часов отправляется поезд к Ноградверёце. Если мы поторопимся, то сможем успеть к самому раннему. Рабочий, который передаст нам документы, и билеты купит. Мы сможем выиграть время. На всякий случай для большей безопасности у маркшейдера ноградверёцского рудника приготовлены трудовые книжки и фальшивые документы о прописке, только уже на другие имена.Нужно отдать справедливость, что маленький Шалго был очень предусмотрителен. Чрезвычайно ценен такой человек в условиях подполья. Он взял с меня слово, что завтра или, по крайней мере, через день мы попытаемся бежать.В посылке, что он принес нам, было немного сала, хлеба, кусок мыла – чтобы не вызвать подозрений, не больше, чем обычно. До границы нам и этого вполне должно хватить.Мы, разумеется, постепенно и тщательно все приготавливали к побегу. На полу в комнате вычертили в сотый раз до мельчайших подробностей весь наш маршрут: как будем пробираться через виноградники, как выйдем на берег Дуная. По шоссе идти мы не могли – там можно было встретить кого-нибудь из тюремных надзирателей, а они за месяцы нашего пребывания в тюрьме хорошо знали нас в лицо. Весь путь до станции и дорогу с ноградверёцского вокзала изучили мы наизусть. Все было рассчитано по минутам: когда мы должны быть здесь, когда там.Карты у нас не было, но в конторе по распределению посылок висела «Территориально-административная карта Венгрии» еще довоенных времен. В ожидании посылок мы все время топтались перед ней и изучили самый короткий путь до излучины Дуная так хорошо, что и во сне могли его начертить. Карта была довольно подробная, на ней был обозначен рудник, дом лесничего в Ноградверёце и даже лесные дороги. Имели мы кое-какое представление и о плане города, да в ориентировке нам должно было помочь и то, что мы хорошо запомнили дорогу, по которой нас везли от станции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98