Ладно, вперед!Мы миновали мельницу. Отсюда уже не больше чем триста метров. Вот уже двести, сто пятьдесят!..Товарищ маркшейдера раздобудет потом где-нибудь бричку, как обещал Шалго. Только бы наши ноги могли бы еще выдержать эти сто пятьдесят метров!– Вон дом лесника, смотри!Через минуту мы стояли перед ним. Закрыто. Окна заколочены досками. Даже собака не лаяла на дворе. Глава шестаяОпасность близка, но серьезного пока еще ничего нет Я могу думать о маленьком Шалго только с чувством самой большой благодарности. Он сделал все, что мог сделать человек для успешного осуществления нашего побега.Если учитывать, что даже у нас, коммунистов, не было в то время еще опыта нелегальной работы, то можно сказать, что этот, по сути дела, обыватель, будучи адвокатом и всю жизнь делая все только «законным путем», оказался неплохим конспиратором. Он сумел завоевать расположение надзирателя, в двух местах он позаботился о фальшивых паспортах, он подготовил все этапы нашего пути.Теперь, конечно, задним числом, я вижу: необходимо было учесть, что тревога могла подняться раньше, чем мы рассчитывали. Было бы, конечно, еще лучше, если бы наш товарищ железнодорожник ждал нас где-нибудь на дунайской набережной и там бы передал нам паспорта. Или Шалго пронес бы их тайком в тюрьму. Правда, в камеру могли каждую минуту нагрянуть с обыском, но документы спрятать мы бы сумели.Слишком большая осторожность, с одной стороны, и преувеличенное доверие к выработанному плану – с другой, вот в чем была наша беда.Маленький Шалго, конечно, и не мог предусмотреть всего, так же как не смог предвидеть случившегося на шахте.Шахта была небольшой и, если я не ошибаюсь, принадлежала кирпичному заводу Надьбатони – Уйлаки; работало там несколько сот человек полукрестьян. В Венгрии того времени существовали рабочие, которые, работая на заводе, имели в то же время и землю и обрабатывали ее сами.

Маркшейдер Папп – доверенный шахтеров – был тем самым товарищем, которому надлежало помочь нам переправиться через границу. Клуба для рабочих или какого-либо специального профсоюзного помещения у них не было. Они собирались по воскресеньям, прямо с утра, в одном из трактиров Ноградверёце и платили членские взносы в профсоюз.В задней комнате трактира у шахтеров был постоянный столик. Они не шумели, не галдели и, если не хватало денег на большее, уж пятьдесят граммов или кружку пива каждый, кто приходил, выпивал. Поэтому трактирщик не только терпел их, а даже принимал довольно дружелюбно.Однако далеко не так дружески были настроены к шахтерам местные кулацкие сынки и прихлебатели, науськанные лесничим епископского владения. Страшным зверем был этот лесничий, да к тому же и глупым как пробка. Таких людей в то время определяли обычно в артиллерию – там, мол, соображать не надо, – вот так и выглядела армия! Ну, и этот лесничий был во время войны артиллерийским офицером, однако оказался таким несообразительным, что смог получить чин капитана лишь в национальной армии Хорти. И то получил его за «проявленную доблесть» после мирного договора, Автор имеет в виду Трианонский мирный договор, по которому численность армии сократилась до тридцати пяти тысяч.

когда пришлось отпустить большую часть офицерства – мол, шут с тобой, только не обижайся.Теперь он организовал в деревне какое-то добровольное общество стрелков. В их обычную программу входила также основательная выпивка по воскресеньям и пение антисемитской песенки «Эргербергер».Они не могли смириться с тем, что в их непосредственном соседстве собирается время от времени какая-то «красная банда». Они бы, мол, и перебрались в другой трактир, но там, во-первых, хозяин – еврей, и поэтому они не шли туда из-за принципа, а с другой стороны, заговорило упрямство: нет, мол, и все. Зачем они туда пойдут? Пусть отправляются эти вонючие «пролетарии». Хулиганы кричали, плевали в сторону рабочих, придирались, но у шахтеров только глаза горели гневом – маркшейдер все время успокаивал более воинственно настроенных товарищей. Нельзя ведь поддаваться провокация.Лесничий ждал только, чтобы кто-нибудь из шахтеров вступил в перепалку. Его банда была больше, да и власть на их стороне. И оттого, что ему не удалось устроить побоище, он стал еще злее.Однажды он чванливо подошел к столу шахтеров и заявил, что если он еще хоть раз встретит их здесь, то натравит на них собак. Приходил он всегда с двумя огромными гончими. Он уже был пьян и, покачиваясь туда-сюда, отвратительно ругался. Шахтеры не восприняли это как серьезную угрозу. В ближайшее воскресенье они снова пришли туда же. Рабочие уже привыкли встречаться именно здесь. Нелегкое дело менять место сбора. Да и хозяин другого трактира не хотел их пускать к себе, у него и без того было много неприятностей. Шахтеры договорились, что на этот раз их будет несколько больше, чем обычно. Пришло в тот день человек тридцать, устраивать большие сборища они не хотели. Соберется их много – это бросится в глаза и могут возникнуть неприятности. Пришедшие раньше кулацкие сынки настолько растерялись, что даже поздоровались с шахтерами. Лесничий тоже удивился, но, сделав вид, как будто он ничего не помнит о своих угрозах, начал заказывать один стакан за другим. Только позднее, когда подошли остальные хулиганы и выпито было достаточно, он снова принялся за прежнее.– Что здесь написано, посмотрите! «Собак в помещение вводить запрещено!» Конечно, моих собак это не касается, они ведь лучше, чем некоторые… Чистокровные гончие! Но некоторых это, по-моему, касается… Как вы думаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98