«Как жаль, что я сейчас не в Кентукки и не могу увидеть, как улыбнется этому известию моя мать!» — Джадд взглянул на часы.— Скажем... э... что ваш час начался в тот момент, когда сегодня утром вы покинули Перл-Харбор, что означает... Э... что он истек. Удачи вам всем.Очень скоро наша маленькая группа, за исключением губернатора, уже позировала представителям прессы на балконе дворца. Когда пресса обнаружила, что я не являюсь адвокатом, а лишь ничтожным следователем, меня попросили отойти в сторону. Меня это вполне устраивало, и я стоял и, улыбаясь про себя, наблюдал за нелепыми съемками. Словно лучшие ученики класса, а не осужденные за убийство, их адвокаты и женщина-вдохновительница преступления, стояли они, сияя самодовольством.Дэрроу улыбался, но улыбка была несколько усталой и неестественной. Майор Росс, казалось, забавляется по-настоящему. Только стоявший со сложенными на груди руками Джордж Лейзер смотрел куда-то вдаль и, похоже, думал о чем-то своем. Роль второй скрипки при великом Кларенсе Дэрроу стала для него хорошей школой, но, возможно, это оказалось не совсем то, чего он ожидал.Грейс Фортескью порхала и трепетала, светская бабочка по свой сути, извергая одну глупость за другой.— Я буду так рада вернуться назад в Соединенные Штаты, — сказала она корреспонденту гонолулской «Эдвертайзер», который любезно не стал напоминать ей, что она и так находится на американской земле.Но поток ее глупостей прекратился, когда репортер спросил ее, приедет ли она когда-нибудь сюда при более приятных обстоятельствах, чтобы насладиться красотой островов.Она почти огрызнулась, не сумев сдержать рвущиеся наружу горечь и злость:— Покинув это место, я никогда сюда не приеду, никогда в жизни!Затем она дрожащим голосом разразилась речью, в которой высказала надежду, что в результате случившихся с нею «неприятностей» Гонолулу станет «более безопасным местом для женщин».Изабелла тоже внесла свою лепту в это безумие, схватив меня за руку и выпалив:— Ну разве это не чудесно!— Едва удерживаюсь, чтобы не запрыгать от радости!Она притворилась, что сердится.— Ты злюка. Но я знаю кое-что, от чего настроение у тебя поднимется.— И что же это?— Моя подружка уехала.— Какая подружка?— Ну ты знаешь... моя подружка, та подружка.— Да? О! Хорошо. Хочешь вернуться в отель и... э... поплавать или заняться чем-нибудь другим?— Чем-нибудь другим, — сказала она и сжала мою руку.Если она хотела отпраздновать эту чудесную победу, что ж, я мог составить ей компанию. В конце концов, работа была сделана, мы отплывали через пару дней, а я даже еще не загорел.Правда, учитывая «что-то другое», что имела в виду Изабелла, сомневаюсь, что мне удастся как следует загореть.
* * *
Первыми, с благословения военно-морских сил, отбыли матросы. Дикон Джоунс и Эдди Лорд сохранили свои звания — адмирал Стерлинг публично заявил: «Мы не признаем законными ни суд, ни приговор» — и были на эсминце отправлены в Сан-Франциско, чтобы через Панамский канал попасть на Атлантическое побережье, где их ожидала служба на подводной лодке «Басс».Военно-морские силы переправили также и Талию, а вместе с ней Томми, миссис Фор-тескью и Изабеллу, на «Малоло», использовав для этого минный тральщик, который подошел к грузовому трюму. Повестки на имя Талии с требованием прийти в суд в качестве истицы, были выписаны Келли скорее всего для виду, но полицейские этого не знали и предприняли серьезные попытки заставить ее туда явиться.Когда Дэрроу, Лейзер, их жены и я прибыли в порт к отплытию, намеченному на полдень, то были встречены приветливыми девушками-островитянками, которые обвешали нас гирляндами цветов, а оркестр отеля «Ройял Гавайен» играл свою традиционную «Прощальную», пока мы поднимались по трапу и расходились по своим каютам.В коридоре, на пути к себе в кабину, я стал свидетелем состязания в крике между одетым в штатское гавайским полицейским с круглым темным лицом и капитаном военно-морских сил, в полной форме и с квадратной челюстью.Коп махал повесткой перед носом капитана, который загораживал дверь каюты, принадлежавшей, по всей видимости, Мэсси.— Вы мне не приказывайте! — кричал коп.— Обращайся ко мне «сэр»! — рявкнул морской капитан.Гаваец пытался оттолкнуть капитана в сторону, а капитан отталкивал его назад, крича:— Убери свои руки!— Это ты убери свои руки!Я уже начал прикидывать, следует ли положить конец этому ребяческому скандалу, когда за спиной у меня раздался знакомый голос:— Детектив Моокини! Благородное побуждение не знает границ. Обращайтесь к капитану с уважением!Рядом со мной оказался державший в руках панамскую шляпу Чанг Апана.— Вы всегда можете воспользоваться тем хлыстом, — сказал я, — если они не послушаются.Чанг мягко улыбнулся.— Послушаются.И как по волшебству, мужчины с невинным видом пожали руки, заверяя друг друга, что всего лишь выполняли свой долг.— Моокини! — позвал Чанг, и круглолицый коп, возвышавшийся над Чангом на две головы, только что не подбежал к нему и встал с опущенной головой. — Поздно жаловаться на плохой очаг, когда дом в огне. Возвращайтесь в управление.— Слушаюсь, детектив Апана.И полицейский со своей повесткой ушел.Капитан сказал:— Спасибо, сэр.Чанг кивнул.Дверь каюты открылась, и высунулась голова Томми.— Все в порядке, капитан Уортман?— В полном порядке, лейтенант.Томми поблагодарил его, кивнул мне и скрылся в каюте.Чанг пошел со мной ко мне в каюту.Я спросил.— Вы поднялись проследить, чтобы повестка не была вручена?— Возможно. А возможно, и для того, чтобы попрощаться с другом.Мы обменялись рукопожатием и немного поболтали о его большой семье, живущей на Панчбаул-хилл, и о том, как он совсем не собирается на пенсию, но наконец раздалось оповещение провожающим «сойти на берег», и он поклонился и пошел по коридору, нахлобучивая свою панамскую шляпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102