Я вовсе за ней не бегаю. И знаете почему? Потому что у меня и в мыслях нет затащить Бренну в постель. Она совершенно мне не нужна! Меня влечет только к вам, только вас я желаю! – Адам направился к двери. – Можете делать, что хотите. Можете убегать. Прятаться от меня. Кричать. Жалеть себя. Но я не собираюсь извиняться за то, что сейчас сказал. Потому что это правда. И теперь вы знаете эту правду.
Джиана щелкнула пальцами и указала на дверь.
– Вагнер, сторожи!
Вагнер тотчас же спрыгнул на пол. В следующее мгновение он уже сидел возле двери и грозно рычал. Его никак нельзя было обойти. И у Адама не было ни малейших сомнений в том, что с этим волкодавом шутки плохи. Одним щелчком пальцев Джиана могла дать команду Вагнеру – и тот напал бы на любого.
– Уберите пса, – сказал Адам.
– Нет. – Джиана поднялась с кровати и, приблизившись к Вагнеру, преградила Адаму дорогу.
– Это не смешно, Джорджи, – процедил он сквозь зубы.
– Да, не смешно, – согласилась она. – Но я не хочу, чтобы вы уходили.
– Вы сами сказали, чтобы я ушел и оставил вас в покое.
– Я ошибалась, – ответила Джиана. – На самом деле я хочу вовсе не этого.
Адам пристально посмотрел на нее.
– Чего же вы хотите в таком случае?
– Хочу, чтобы вы поцеловали меня. А потом… Потом посмотрим, к чему это нас приведет.
Ответ Джорджи его обезоружил. Судорожно сглотнув, он пробормотал:
– Я догадываюсь, к чему это нас приведет. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, захотите ли вы идти туда, куда это нас приведет.
– Поцелуйте меня, – приказала она, подставляя губы. – И я последую за вами, куда бы вы меня ни повели.
– А если я поведу вас к постели, вы последуете за мной?
Девушка шагнула к Адаму и тут же крепко к нему прижалась, обвивая руками его шею.
– Поцелуйте меня и тогда все узнаете, – прошептала она, прижимаясь губами к его губам.
Когда же поцелуй их прервался, Адам пробормотал:
– Я не шучу, Джорджи. Я действительно хочу лечь с вами в постель. – Он сбросил с себя пиджак и уронил его на пол. Затем развязал галстук, расстегнул цепочку, на которой висели часы, и все это бросил поверх пиджака.
– Я хочу того же, – сказала Джиана, снова подставляя ему губы для поцелуя.
– Тогда надо выгнать отсюда собаку, – проворчал Адам, покосившись на пса.
– Он вас не тронет, – ответила девушка. – Просто будет охранять дверь, как его учили. Пока Вагнер здесь, никто нам не помешает.
– Но он смотрит на нас, – сказал Адам. – Это он нам мешает.
– Правда? – Джиана взглянула на него с удивлением.
– Пусть убирается, – настаивал Адам. – Он может охранять нас за дверью, а не в комнате.
Джиана щелкнула пальцами, и Адам тут же открыл дверь.
– Вагнер, за дверь, – приказала девушка. – Охраняй.
– Спасибо!.. – выдохнул Адам. И тотчас же прильнул к губам принцессы.
В следующее мгновение Адам подхватил Джорджи на руки и понес к кровати. Джиана же наслаждалась этим ощущением – в последний раз ее носили на руках, когда в двенадцать лет она упала с лошади и сломала ногу.
Осторожно опустив девушку на постель, Адам лег рядом с ней на покрывало и тотчас же напомнил себе, что Джорджи – девственница. Следовательно, она нуждалась в мягком и бережном обращении, нуждалась в ласке и нежности. И Адам твердо решил, что будет обращаться с Джианой так, как она заслуживала. Он целовал ее снова и снова, словно никак не мог понять, каковы же на вкус ее губы. Адам дал себе слово, что будет с Джианой так же настойчив и терпелив, как был когда-то, когда копал руду в недрах Невады, выискивая серебро.
Адам все крепче прижимал к себе Джиану, и ее трепещущее тело раскрывалось ему навстречу. Когда же он, оторвавшись от ее губ, стал покрывать поцелуями ее глаза, щеки и шею, Джиана тихо застонала, наслаждаясь этими ласками, этими чудесными ощущениями.
Временами Джиана горько сожалела о том, что родилась принцессой, – слишком уж тяжелые и утомительные обязанности налагало на нее ее общественное положение. Но сейчас, в объятиях Адама, Джиана словно забыла о том, кто она такая; во всяком случае, для нее это не имело значения, и она с величайшим удовольствием подчинялась мужчине, лежавшему с ней рядом. Более того, она находила несказанное удовольствие в том, что становилась добровольной рабыней своих чувств и желаний.
Какое-то время Адам ласкал ее и целовал, сгорая от страсти. Потом, чуть отстранившись, развязал лямки у нее на фартуке и, сняв его, начал медленно, одну за другой, расстегивать крошечные черные пуговки на лифе ее платья. Наконец он освободил Джиану от черного кружевного корсета, и теперь уже только тонкая сорочка отделяла от него ее восхитительную грудь.
Адам почему-то считал, что Джиана носит белое белье, но сейчас с удивлением обнаружил, что ее сорочка была тоже черной, как платье и корсет. Как ни странно, но, сделав это открытие, он вдруг почувствовал, что сердце его забилось быстрее. А ведь раньше Адам не питал особого пристрастия к черному женскому белью, он всегда считал, что самое главное – сама женщина, а не ее исподнее. Но сейчас все было совсем по-другому. Он понял, что в случае с Джианой черный цвет не являлся цветом обольщения или же показной скромности. Только сейчас Адам догадался: черные платья, которые она носила в Ларчмонт-Лодже, не имели ни малейшего отношения к скромности, которую следовало демонстрировать служанке. Черный – цвет траура, и все объяснялось очень просто: Джиана носила траур.
Кроме того, подтвердились все его догадки и подозрения. Когда он освобождал Джорджи от корсета, рука его то и дело натыкалась на мелкие твердые предметы, зашитые в корсет. Теперь было совершенно очевидно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81