— Дымка. Пожары. Закрутились в бою, кажется, и земля горит, и небо…
Говорил, а глаз так и не поднял. Опять молчит.
— Ладно, — говорю, — успокойся. Чувствую, Юра вернется. Не такой он, чтобы пропал ни за что. Расскажите, что нового в тактике немцев. Может, заметили что?
— Заметили, — оживляется мой заместитель, — «фокке-вульфы», как и Ю-87, бомбят с пикирования. В пике входят с полупереворота. Увидев наших, сразу становятся в круг. Характерно, что между самолетами очень большая дистанция, такое впечатление, будто оставляют место для нашего. Заманивают…
Ого! Это надо учесть. И я говорю пилотам о том, что заметил в последнее время, к чему надо готовиться. «Юнкерсы» стали летать значительно реже и меньшими группами. Почему? Потому что их стало меньше. Их теперь берегут, охраняют большими отрядами истребителей. Сократились полеты бомбардировщиков на наши аэродромы. Отсюда вывод: борьбу за господство в воздухе немцы будут вести посредством воздушных боев. Хуже это для нас или лучше? Сложнее. Одно дело драться с истребителями сопровождения, когда они привязаны к группе, и совсем другое, если они свободны в маневре, в выборе места боя, в выборе высот…
Виргинский прибыл через несколько дней. Доложил и стоит, улыбается. Длинный, худой, но невредимый. Гляжу на него снизу вверх, прошу доложить поподробнее: почему не вернулся вместе со всеми, где его самолет, откуда сюда припожаловал.
Оказалось, когда немцы пошли наутек, Юра не выдержал, начал преследовать, на чем, как говорит, и попался. Машину покинул, приземлился нормально, но немецкая пуля слегка поцарапала кожу, и врачи продержали Виргинского несколько дней.
Глядит сверху вниз, пожимает плечами: не пустили врачи, а то бы раньше пришел. И я не сдержался, в сердцах резко сказал:
— Ты случайно остался в живых! В моих глазах ты больше не летчик! Ты погиб! И группа «Меч» в тебе не нуждается…
Летчики поддержали меня, и Юре досталось больше, чем требовалось.
— Ты опозорил всю группу! — сверкая глазами, говорит Коновалов. — Сбитый летчик — это позор, это потеря авторитета. Ты поставил нас в тяжелое положение, потому что силы наши уменьшились. Ты поставил меня в нелепое положение, когда ушел не спросившись, даже не предупредил. Я не видел ни «фокке-вульфов», ни «мессеров», потому что искал тебя…
Летчики выступают один за другим. Говорят, возмущаются. Юра молчит. Его голова опускается все ниже и ниже. Кажется, хватит. Он понял, прочувствовал и впредь будет умнее. Я подвожу итог.
— Мы решаем судьбу Будапешта, и враг это знает. Он стянул сюда лучшие силы и будет сражаться не на жизнь, а на смерть. Бои будут очень тяжелыми, хоть они и сейчас нелегкие. Смелость, отвагу надо сочетать с осторожностью, с разумным риском. Не допускать ошибок. Ошибка, просчет в бою — это гибель. А гибель на руку немцам. Лозунг: «Умрем за Родину» давно не соответствует времени. Он сыграл свою роль, когда перед нами стояла задача: выстоять выдержать!
И я говорю о тех, кто выполнил эту задачу, кто встретил врага у Рады-Русской и бился с ним под Смоленском, кто дрался за Мурманск, Одессу и нашу Москву, кто сложил свою голову под Новороссийском, Сталинградом и городом Ленина, кто защищал Архангельск и Мурманск. Слава им и великая честь. Но теперь задача иная: разгромить врага. И лозунг нужен иной: «Вперед! До победы!» Нам надо победить, а самим уцелеть.
В сорок третьем году, в сентябре, мы с Варей чуть было не встретились. Полк располагался в деревне Солошино, на берегу Днепра. От деревни, можно сказать, оставалось только название, поэтому летчики жили в палатках. Немцы их обнаружили. Днем не подали виду, а ночью, когда мы пришли отдыхать, обстреляли из пушек. Мы ушли в другую деревню и там пробыли до утра.
В этой деревне находилась и Варя. Она слышала, как мы пришли, как располагались на ночлег, слышала, как уходили. Но в этот раз мы не встретились.
В последнем своем письме я напомнил Варе о той беспокойной ночи, сказал, что судьбе, очевидно, было еще неугодно свести нас, ей, наверное, надо было еще подумать, посмотреть на обоих отдельно, оценить, насколько мы подходим друг другу. Она была осмотрительной, наша судьба, думала чуть ли не год и, наконец решившись, свела нас так, что нам остается только одно: подчиниться нашей судьбе, и после войны, объединив воедино наши сердца, вместе идти по жизни. Короче, я сделал Варе предложение…
На днях получил письмо: она не верит. Согласна, однако не верит. Думает, что я пошутил. Что мне, командиру полка, Герою, нужна другая жена — серьезная, взрослая, с положением. «Что я умею, Антон? — беспокоится Варя. — Что знаю? Ничего. До войны училась, немного работала. Когда началась война, попросилась на фронт. Ты старше на десять лет. Тебе будет скучно со мной. Я не веселая».
А я и не думал о разнице в возрасте. Считал, что я еще молодой. Что жизнь только еще начинается, что все у меня впереди, а тридцать — это еще не возраст. А Варя, оказывается, смотрит иначе.
Может, она права? Может, и верно немолод?
Битва за Будапешт
20 декабря 1944 года наши войска перешли в наступление. 2-й Украинский фронт — с севера, 3-й — с юга. Идут в направлении на Эстергом. Соединившись, они должны окружать Будапешт — столицу Венгрии, группировку войск численностью около двухсот тысяч. Противник сопротивляется отчаянно. Идут жестокие кровопролитные бои.
Погода стоит плохая: дожди, туманы, дымка. Она поднимается до трех-четырех километров. Но летать надо. Надо охранять наши войска от вражеской авиации и, как это ни странно, подступы к Будапешту с воздуха. Впрочем, странного в этом, пожалуй, и нет. На помощь своим войскам немецкое командование посылает транспортные самолеты Ю-52 с продовольствием и боеприпасами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101