если бы она, оставаясь в живых, не представляла для него еще большую опасность, чем совершенное преступление… Из двух угрожающих ему бед он выбрал убийство, как меньшую.Маркхэм заговорил не сразу; он, казалось, был слишком погружен в размышления. Наконец он повернулся и, с сожалением взглянув на Ванса, сказал:– А как же быть со стальным ларцем, вскрытым при помощи отмычки? Инструмент профессионального взломщика, направленный опытной рукой, никак не укладывается в эстетическую гипотезу – больше того, он ей противоречит.– Я слишком хорошо знаю это, – Ванс медленно кивнул. – И стальная отмычка волнует и тревожит меня с того самого утра, как только я воочию увидел следы ее работы… Маркхэм, эта отмычка – единственная верная, жизненная нота во всем спектакле. Это похоже на то, как будто настоящий мастер вошел в момент, когда копировщик заканчивал свою подделку, и внес в картину свой маленький штрих искусной рукой.– Но разве это не возвращает нас снова к Скилу?– Скил… ах, да. Это, без сомнения, верно, но только вы это неправильно рассматриваете. Скил взломал ящик – я этого не отрицаю, но, черт побери, это единственное, что он сделал; единственное, что он мог сделать. Поэтому у него очутилось только одно кольцо, то, которое он сдавал в ломбард. Все остальные безделушки были сорваны с нее и унесены.– Почему вы так на этом настаиваете?– Кочерга, дружище, кочерга! Вы понимаете? Эта любительская попытка открыть ларчик кочергой не могла бы быть сделана после того, как он уже был взломан – она предпринята до этого. И эта кажущаяся безумной попытка взломать стальную крышку чугунной кочергой входила в задуманное представление. Настоящий убийца не беспокоился о том, откроет он ларец или нет. Он просто пытался создать впечатление, что открывал его, поэтому он воспользовался кочергой и оставил ее возле помятого ларчика.– Я понимаю, что вы хотите сказать.Мне кажется, этот пункт высказываний Ванса особенно сильно подействовал на Маркхэма, так как присутствие кочерги на туалетном столике не было объяснено ни Хэсом, ни инспектором Бреннером.– Вы поэтому расспрашивали Скила так, как будто он присутствовал там одновременно со вторым визитером?– Конечно. Благодаря взломанному ларчику я решил, что он либо находился в квартире, пока совершалось преступление и разыгрывалась сцена ограбления, либо появился на подмостках, когда все было кончено и главный режиссер удалился… Но, судя по тому, как он реагировал на мои вопросы, я, скорее, полагаю, что он присутствовал на спектакле.– И прятался в шкафу?– Да, этим объясняется то, что шкаф не разгромлен. Насколько я понимаю, его невозможно было разгромить по той простой причине, что элегантный Скил заперся изнутри. Почему бы еще этому шкафу избежать разрушительных действий мнимого грабителя? Он бы не пропустил его умышленно, а для того чтобы пропустить его случайно, он был слишком внимателен. И, кроме того, на ручке имеются отпечатки пальцев…Ванс легонько побарабанил по ручке кресла.– Я вам советую, дружище Маркхэм, придерживаться этой точки зрения и соответственно вести расследование. Если вы этого не сделаете, то каждое возведенное вами здание доказательств будет рассыпаться у вас на глазах. ГЛАВА 15ЧЕТЫРЕ ВОЗМОЖНОСТИ(среда, 12 сентября, вечер) Ванс кончил, воцарилось долгое молчание. Маркхэм, на которого серьезность Ванса произвела впечатление, сидел в задумчивости. Он был совершенно сбит с толку. Предположение о виновности Скила, за которое он упорно цеплялся с того момента, как было установлено, что Скил оставил отпечатки пальцев, никогда не удовлетворяло его вполне, но до того он не имел выбора. Теперь же Ванс категорически отвергал это предположение и в то же время выдвигал другую гипотезу, которая, несмотря на свою неопределенность, соответствовала тем не менее имеющимся уликам; и Маркхэм, сперва воспротивившись, в конце концов почувствовал, что он, почти против своей воли, склоняется на сторону этой новой точки зрения.– Черт возьми, Ванс, – сказал он. – Я ничуть не убежден вашей театрализованной теорией. И все же в ней чувствуется, как ни странно, какое-то правдоподобие… Интересно.Он резко повернулся и впился в Ванса взглядом.– Послушайте-ка! Имели ли вы в виду кого-нибудь как главного героя драмы, которую вы нам описали?– Даю вам слово, что не имею ни малейшего представления о том, кто убил Оделл, – заверил его Ванс. – Но если вы собираетесь когда-нибудь отыскать убийцу, то ищите человека незаурядной хитрости, с железными нервами, который в лице этой девушки видел опасность быть безоговорочно погубленным, – человека жестокого и мстительного, величайшего эгоиста, более или менее фаталиста и, как я склонен предположить, нечто вроде сумасшедшего.– Сумасшедшего!– О, не невменяемого безумца, конечно, – просто помешанного. Совершенно нормального, логически мыслящего, расчетливо помешанного, такого же, как вы, и я, и Ван. Только, видите ли, мы безвредны. А мания этого человека лежит вне закона, так нелепо чтимого. Поэтому вы за ним охотитесь. Если бы он увлекался филателией или гольфом, вам бы не было до него никакого дела. Но его совершенно разумная склонность к устранению женщин, которые его беспокоят, приводит вас в ужас; это не ваш конек. Следовательно, для вас естественно пылкое желание содрать с него кожу заживо.– Должен признаться, – холодно заметил Маркхэм, – что в моем представлении мания убийства неразрывно связана с безумием.– Но он и не страдал манией убийства, Маркхэм. Вы неважно разбираетесь в психологии. Этого человека раздражало некое лицо, и он принялся искусно и расчетливо за устранение источника своего раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78