Он уже собирался поехать в Бостон один, но я и слышать об этом не захотел. Разумеется, это означало, что придется на несколько дней закрыть музей, иначе кому бы его доверить в отсутствие нас обоих, сам понимаешь.
– Закрыть музей? – спросил я. – Но это же такие убытки для вас, Финеас.
– Убытки? – воскликнул директор. – Ну, это еще мягко сказано. Правильнее было бы назвать это пагубными последствиями. Господи Боже, ты просто не представляешь, насколько дела у меня пошли в гору, с тех пор как я открыл свой последний аттракцион, где главным экспонатом была самая настоящая шестиногая антилопа Спрингбока с равнин экваториальной Африки! Я как раз рассказывал про нее милым барышням, когда ты появился. И все же – ни минуты колебания. «Фордайс, – сказал я, – ни за что не отпущу тебя в Бостон одного, даже если придется пожертвовать целым состоянием! Когда приходится выбирать между дружбой и деньгами – к черту деньги!» Извините за грубые выражения, леди, но я привык говорить начистоту. Не могу сдержать свои чувства. Такой уж я человек.
Хотя я по собственному опыту знал, что галерейщик действительно иногда способен на чрезвычайно великодушные поступки, я не мог не заподозрить, что причины, заставившие его отправиться в Бостон, не были исключительно альтруистическими. Однако в данный момент я слишком устал, чтобы вдаваться в детали.
– Но Финеас, – сказал я, – зачем вы приехали сюда, в Конкорд?
– Как зачем? Чтобы посмотреть, как ты тут поживаешь со своей дорогой супругой, – ответил он, словно удивившись, что я мог задать вопрос, ответ на который столь очевиден. – Узнал, что вы остановились дома у мистера Элкотта. Ваш муж – блестящий мыслитель, – сказал Барнум, обращаясь к миссис Элкотт. – Один из величайших умов нашего века. Вот уже много лет я восхищаюсь его творениями. И хотя, конечно, мне никогда не удавалось постичь их, но это гениально, спору нет.
– Вы очень добры, мистер Барнум, – ответила миссис Элкотт. – Мы все так гордимся им.
– Кстати, По, – продолжал галерейщик, – я просто не мог утерпеть, чтобы не взглянуть, как дела у Вирджинии, вверенной попечению доктора Фаррагута, поэтому решил выбрать денек и съездить самому. Представь, как мне было приятно войти в дом и собственными глазами увидеть этого великого человека! Какая честь! Ты же знаешь, что я о нем думаю, По. Чудотворец, и без всяких преувеличений! Величайший целитель после Гиппократа! А какое у него чувство юмора!
– Это точно, – вмешалась крошка Мэй, глядя на меня блестящими от удовольствия глазами. – Он рассказал пресмешную шутку про то, как Шекспир решил немного подзаработать, продавая швейцарский сыр, но никто у него не покупал, и тогда он спросил почему, а люди и говорят: «У вас такой сыр, сэр, что комар носу не подточит».
Этот перл остроумия заставил рассказчицу так расхохотаться, что она чуть не задохнулась.
– Ну, у него бывали шутки и получше, – сказала Анна, неодобрительно глядя на сестру.
– Кстати, о сыре, – заботливым тоном произнесла Сестричка, – ты что-нибудь ел после завтрака, Эдди?
Я признался, что нет.
– О Господи, – сказала миссис Элкотт. – Да вы, должно быть, голодны как волк. Принести вам что-нибудь, мистер По? Мистер Барнум подарил нам целую корзинку всяческих сладостей.
– Вы бы только взглянули на эти лакомства, – сказала Луи. – Объедение! Там и пирожные, и засахаренные фрукты, и трюфеля – деликатесы, да и только!
– Не берите в голову, – сказал Барнум, снисходительно махая рукой. – Не хотел нагрянуть незваным гостем без маленького подарка хозяйкам дома. Это правило я усвоил от маркиза де Бельгарда. Уж в чем-чем, а в этикете этот человек разбирается. Француз, сами понимаете, француз до кончиков ногтей. Никогда не приходит ко мне в гости без ящика лучшего бургундского. Я всегда говорю жене: «Если хочешь увидеть изысканные манеры, посмотри на французского маркиза». Есть в этих людях что-то такое…
– В данный момент, – сказал я, прерывая разглагольствования Барнума, – я не столько голоден, сколько устал. Пожалуй, мне стоит отправиться к себе в комнату и немного вздремнуть, чтобы быть в форме к началу сегодняшнего вечернего представления.
Отличная идея, – сказал Барнум. – Перед началом представления мы тебя разбудим. Просто представить себе не можешь, с каким нетерпением я его дожидаюсь. Так и вспоминается собственное детство. Какие только штуки я тогда не разыгрывал – сеансы магии, комические пьески и всякое в этом роде. За вход – пять центов. Однажды удалось поймать древесную лягушку-альбиноса, и я показывал ее в банке. Сделал почти пять долларов – неплохая сумма для десятилетнего парнишки в те дни. А сколько берете вы, девочки?
– Мы? Ничего, – сказала Луи. – У нас вход свободный.
Барнум чуть не подпрыгнул на диване, затем пристально посмотрел на девочку, словно чтобы понять – смеется она или нет.
– Свободный? – наконец переспросил он. – Ну и чудеса!
– Вовсе ничего странного, мистер Барнум, – мягко упрекнула его миссис Элкотт. – Деньги – нужная, необходимая вещь, даже, может быть, благородная, если уметь ими пользоваться, но я никогда не хотела, чтобы мои девочки думали, что это единственная награда, к которой следует стремиться. Я скорее готова видеть их женами бедняков, если они будут счастливы и любимы, нежели королевами на тронах, не ведающими, что такое мир и согласие.
Как человека, чья жизнь была одновременно полна материальных лишений и супружеского блаженства, меня не могли не тронуть простые и прочувствованные слова миссис Элкотт. Запечатлев на белом, как алебастр, лбу Сестрички пламенный поцелуй, я встал и извинился перед собравшимися.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121