Глаза сверкнули, губы сжались, ноздри раздулись.
– Ответ крайне прост. Его убил врач.
– Что вы хотите этим сказать?! – воскликнул я.
– Мой несчастный муж страдал заболеванием почек. Мы проконсультировались с одним из самых знаменитых врачей Бостона. Не хочу упоминать его имени, у меня просто язык не поворачивается его произнести. Обследовав Роберта, эта знаменитость поставила заранее известный, очень ученый диагноз. Ах, мистер По, если бы вы только слышали, как он разглагольствовал о нефрите, альбуминурии и тому подобном. Его познания в латыни были весьма впечатляющи, это правда. Затем он прописал лекарство, которое, как он заверил нас, наверняка воспрепятствует прогрессированию болезни. Он забыл упомянуть только о том, что главная составляющая этого чудесного средства – бромид мышьяка, чей наиболее выраженный эффект состоял в том, что мой несчастный муж несколько недель промучился страшными болями в области кишечника без малейшего заметного улучшения.
В этом месте монолога голос миссис Рэндалл задрожал под бременем скопившейся горечи и скорби. Выдержав минутную паузу, чтобы обрести контроль над чувствами, она продолжала так:
– Когда настал конец, это была почти милость. Человек, которого вы видели на смертном одре, чье изображение я ношу так близко к сердцу, выглядит стариком. Но моему Роберту, когда он умер, было всего сорок пять. Уже потом, когда я сама стала страдать потерей сил, я начала искать врача другого плана, и поиски в конце концов привели меня к доктору Фаррагуту из Конкорда. Сожалею лишь о том, что не была знакома с этим замечательным человеком раньше, когда он мог принести Роберту хоть какую-то пользу.
– Судя по тому, что я слышал о докторе Фаррагуте, – сказал я, – равно как и по собственному опыту – я использовал его мазь, которая почти моментально исцелила небольшую полученную мной рану, – метод его поразительно эффективен.
– Практически это чудо, – подтвердила миссис Рэндалл. – И, вместе с тем, он настолько скромен, настолько далек от напускной важности, присущей большинству других врачей. Уверена, его лечение чудесным образом скажется на вашей жене.
– Молюсь, чтобы вы оказались правы, – пылко заметил я.
– Когда вы собираетесь нанести ему визит? – поинтересовалась хозяйка.
– Он будет ждать нас через три дня, в пятницу, – ответил я. – Надеюсь, что, если мы пробудем у вас еще несколько дней, это не очень вас обременит.
– Отнюдь, можете оставаться столько, сколько пожелаете, – сказала миссис Рэндалл, вставая с кресла. – А теперь извините, мистер По. Я должна пойти и присмотреть за Салли.
Посмотрев в ближайшее окно, за которым ливмя лил дождь, она добавила:
– Надеюсь только, что эта ужасная погода исправится, чтобы вы с миссис По смогли до отъезда осмотреть кое-какие достопримечательности нашего прекрасного города.
Словно в ответ на пожелание миссис Рэндалл о скорейшем улучшении погоды, следующий день выдался исключительно теплым и ясным – идеальный пример этого странного interregnum времен года, которое в Америке именуется бабьим летом. После очередного обильного завтрака, поданного Салли, не выказывавшей никаких признаков нерадивости, на которую жаловалась ее хозяйка, мы с Сестричкой попрощались с миссис Рэндалл и отправились на прогулку.
Хотя болезнь и ослабила Сестричку, радостное возбуждение, охватившее ее от сознания того, что она ступает по мостовым этого исторического города, было столь велико, что внешне усталость никак не проявлялась. Следующие несколько часов я выступал в роли экскурсовода, показывая ей исторические достопримечательности и одновременно развлекая анекдотами о грандиозных событиях, происходивших в тех же местах. Так мы дошли до Коммонз, где за непомерную, я бы сказал, сумму в пять центов я приобрел большой бумажный кулек жареного арахиса. Затем мы не без приятности посидели в парке, грызя это лакомство.
К тому времени было уже далеко за полдень и воздух становился прохладнее. Сестричка, которая все плотнее закутывалась в шаль, чтобы согреться, не стала особо протестовать, когда я настоял на том, чтобы вернуться в наши апартаменты. Усевшись на Чарлз-стрит в идущий на север омнибус, мы сошли на углу Пинкни и, пройдя еще немного, снова оказались в жилище миссис Рэндалл.
В тот вечер мы поужинали холодной бараниной с репой. Пока мы ели, наша хозяйка расспрашивала о том, как прошел день, и, казалось, испытывала подлинное удовольствие от восторженного рассказа Сестрички о наших похождениях.
– Чудесный город, не правда ли? – сказала миссис Рэндалл, когда жена завершила подробное повествование. – Что собираетесь делать завтра?
Хотя вопрос был адресован Сестричке, ответил на него я.
– Первое и главное – я должен посетить Бостонский музей, чтобы исполнить обязательство, лично данное мистеру Барнуму, – сказал я. Затем, повернувшись к Сестричке, добавил: – Сестричка, дорогая, думаю, я схожу туда один, а ты хорошенько отдохни после сегодняшней бесспорно замечательной, но несколько утомительной прогулки.
– Ах так вот что у тебя на уме, – сказала Сестричка, шутливо меня журя. – Что ж, мой дорогой Эдди, хочу, чтобы ты знал, что я отнюдь не собираюсь упустить возможность осмотреть выставку мистера Кимболла.
– Да, было бы жаль, – сказала миссис Рэндалл, обращая свое замечание мне. – Чудное место. И не думаю, что это слишком утомительно для вашей супруги. Во всех выставочных залах стоят лавочки. И вы всегда можете передохнуть часок-другой в театре. Эту выставку обязательно стоит посмотреть.
– Если я правильно понимаю, – сказал я, – в этих шоу, как и в тех, что устраиваются в заведении мистера Барнума, участвуют различные исполнители – жонглеры, комические певцы, фокусники и тому подобное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121