Когда доктор выводил Сестричку из гостиной, взгляд его задержался на одном из домашних растений, заполонивших подоконники. Остановившись, он взял горшочек и, внимательно его изучив, заключил:
– Бедняга… похоже, ты слегка зачах. Боюсь, это по моей небрежности. Напомните обязательно, чтобы я полил его, когда закончу с вашей женой. Надеюсь, нет ничего странного в том, что доктор ботанических наук не надышится на свои растения?
Я уже заподозрил – по предыдущему двусмысленному замечанию насчет «голого места», – что доктор Фаррагут принадлежит к тому типу людей, которые видят в подобных вымученных каламбурах верх остроумия. Вот и теперь он выжидательно глядел на меня – какова будет моя реакция. Не желая разочаровывать его, я изобразил более или менее убедительную ухмылку.
Добродушно мне подмигнув, словно чтобы сказать: «Я знаю, мои шутки не очень смешны, но я обожаю шутить и ценю ваши усилия сделать мне приятное», – доктор исчез с Сестричкой в главном коридоре дома.
Когда они скрылись из виду, я подвел итог своего отношения к доктору. В общем он произвел на меня в высшей степени благоприятное впечатление. Помимо бросающегося в глаза физического здоровья, столь необычного для человека его лет, он излучал осязаемую ауру отеческой заботы, умственной прозорливости и профессиональной компетентности. Даже его каламбуры, гораздо более достойные понимающего перемигивания, чем улыбки, свидетельствовали о необычайной интеллектуальной гибкости. Приободрила меня и его оптимистическая оценка состояния Сестрички.
Однако я понимал, что эта оценка основывалась на крайне беглом осмотре моей дорогой жены и окончательный диагноз будет зависеть от предстоящего обследования. Теперь мне оставалось только ждать – обстоятельство, которое не могло не повергнуть меня в состояние невообразимого беспокойства, сходного с тем, какое должен испытывать обвиняемый, пока суд выносит приговор, который решит его судьбу.
Чтобы отвлечься и как-то скоротать мучительное ожидание, я решил воспользоваться советом доктора и полистать одну из его книг. Подойдя к массивному шкафу, я обвел взглядом расставленные на полках тома. Большинство из них, как можно было предположить, касалось медицины и анатомии, тут были и «Англосаксонское знахарство» Ганна, и «Домашний врач» Эвалла, и «Научный метод рационального исцеления» Ханеманна, и «Систематический трактат о заболеваниях Северной Америки» Дрейка. Многие книги были посвящены теме лекарственных растений. В их число, разумеется, входило и несколько монографий, принадлежавших перу самого доктора Сэмюеля Томсона, на чьих теориях основывалась практика доктора Фаррагута, равно как и прочие редкие и любопытные книги. Среди последних были небольшое издание ин-октаво «Гербария» Апулея Платоника и экземпляр ин-кварто «Cause et Curae» и средневекового духовника Хильдегарда фон Бингена.
Из всех книг, однако, наибольшее развлечение сулила тонкая книжица «Медицинские заблуждения старины» неизвестного мне автора по фамилии Палмер. Достав ее с полки, я снова уселся на диван и через несколько минут с головой ушел в чтение.
Стиль Палмера оставлял желать лучшего в отношении изящества, ясности, а порой и элементарной связности. Тем не менее ему удалось отобрать из самых разнообразных источников такие странные, такие причудливые, такие невероятные примеры древних верований и обрядов, что, несмотря на вопиющие стилистические погрешности, от книги невозможно было оторваться.
Листая ее, я дивился средствам, к которым прибегали средневековые врачи, прописывавшие питье из крови гончих и меда при расстройстве желудка, глазные капли из заячьего мозга и растопленного лисьего филея, дабы восстановить ухудшающееся зрение, и мазь, в которой козий помет смешивался с уксусом, для удаления пятен с лица. В шекспировские времена врачи рекомендовали амулеты со смесью высушенной жабьей кожи, толченого мышьяка и кораллов для защиты от заболеваний сердца, тогда как известный врач семнадцатого века Джон Гросс утверждал, что, стоит снять петлю с шеи висельника и обвязать ею голову, как ваша мигрень тут же пройдет. Еще в середине восемнадцатого столетия некоторые сельские врачи в Британии верили, что эпилепсию можно вылечить, выкопав на кладбище гроб, вытащив из крышки гвозди, а затем согнуть из трех гвоздей кольцо и носить это мрачное украшение на среднем пальце правой руки.
Прочесть об этих и дюжинах других, сходных примеров, отысканных Палмером, означало волей-неволей убедиться в том, что на протяжении большей части человеческой истории так называемое «целительство» мало чем отличалось от разновидности первобытного шаманства. Нигде в книге это не было столь очевидно, как там, где автор рассуждал о так называемой «трупной» медицине, иными словами, лекарствах, приготовленных (невероятно, но факт) из внутренних органов мертвых тел! Не только на Древнем Востоке, где подобного варварства можно было ожидать, но и в Европе больным привычно прописывали эти неописуемые средства от множества недугов: разжиженные мозги от головокружения, толченые берцовые кости от ревматизма, процеженный нутряной жир от ушибов, желчный камень от икоты и другие подобные снадобья, слишком отвратительные, чтобы их упоминать.
Хотя повествование в книге мистера Палмера велось в свойственном ему напыщенном духе, одно лишь описание этих омерзительных эликсиров вызывало во мне целую бурю чувств: трепет, недоверие, дурноту. Однако прежде всего я чувствовал неизъяснимую благодарность, что живу в век, когда наука наконец-то освободила медицину от тысячелетиями сковывавших ее пут невежественного суеверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121