В магазине - ни души, и два спортивного вида местных "ковбоя"
откровенно скучали, стоя навытяжку за прилавком и уставившись онемевшими
глазами в телевизор. Мое появление никак не сказалось на их положении, они
лишь кивками голов отстраненно поприветствовали меня и углубились в
телепередачу. Они мне не мешали сладостно - это состояние могут понять
разве что горнолыжники! - щупать блестящие, разноцветные лыжи, собранные с
лучших фабрик мира - от "Кнейсла", снова обретавшего утраченную было
славу, до "Фишеров", "Россиньолей" и "К-2" - гордости американского
спорта, утвержденной на Кубках мира братьями Марэ. Увы, и тут воспоминания
омрачили мое восхищение, и Валерий Семененко незримо встал со мной рядом,
и я словно услышал его голос: "Эх, забраться бы сейчас на Монблан, и
рвануть вниз, и чтоб без единой остановки до самого низа!" Когда я резонно
возражал, что до самого низа Монблана не докатишь даже в разгар альпийской
зимы, потому что снег редко спускается в долину, он упрямо возражал: "Нет
в тебе романтики! Горнолыжник - это птица, это нужно понимать, иначе
нечего делать тебе на склоне!"
Этот Монблан, где ни я, ни Валерка ни разу в своей жизни даже пешком
не побывали, вечно ссорил нас, правда, ненадолго.
Но нет уже Семененко, и его трагическая гибель на шоссе под Мюнхеном
стала забываться, и живет он лишь в крошечном озорном мальчишке - Валерии
Семененко-младшем. Я дал себе слово, что сделаю из него горнолыжника, но
Таня, жена Валерия, категорически возражает. Я надеюсь на время и на
рассудительность Татьяны и верю, что увижу Валерия-младшего среди
участников Мемориала Семененко, ежегодно разыгрываемого в Карпатах.
И черная горечь вползла в сердце, потому что припомнил я и Ефима
Рубцова. Мои публикации той давней истории гибели Валерия Семененко были
перепечатаны и в Штатах, и Рубцова основательно "попотрошили" местные
репортеры, так что имя его надолго исчезло со страниц газет.
Я вдруг вспомнил, что Ефим Рубцов тут неподалеку, в Нью-Йорке, и
удивился, с чего это его не принесло сюда, в Лейк-Плэсид...
Да, отличное оборудование, ничего не скажешь. А ботинки! На одной
незаметной застежке, высокие, как сапоги, они держат ногу мягко, но
мертво, сливаясь в одно целое с лыжей благодаря совершеннейшим "Тиролиям"
- таким сложным и надежным, как написано в наставлении, креплением, что
диву даешься, как они этого достигают, не вмонтировав в механизм крошечную
ЭВМ.
Взяв на память пачку красочных рекламных проспектов, чтоб было чем
потешить обостренный интерес ко всему горнолыжному собратьев-фанатов, я
удалился с видом человека, которому все это легкодоступно, да вот
таскаться с грузом неохота. Два продавца, впрочем, не обратили на мое
исчезновение из магазина ни малейшего внимания - они утонули в "телеке".
Я подходил к Дворцу спорта, когда, обогнав меня, резко затормозил
автомобиль с монреальскими номерами. Не успел я удивиться, как уже сидел в
теплом, с ароматизированным воздухом салоне рядом... с Джоном Микитюком.

9
Ефим Рубцов объявился в "Нью-Йорк пост".
Газету привез Серж Казанкини, прилетевший на крошечном, раскрашенном
под пчелу - в черные и золотисто-желтые полосы - пятиместном самолетике,
одном из двух, принадлежавших бывшему автогонщику. Автомобильный ас
содержал авиафирму с претенциозным названием "Соколы", летал сам, на сезон
рождественских каникул", начиная с конца декабря, нанимал второго пилота,
и их "пчелки" трудились до седьмого пота, перевозя горнолыжников и просто
любителей тишины и покоя. Правда, иногда, как в предыдущие два дня, валил
снег и в горах бушевала буря, и самолетики сиротливо мерзли на аэродроме,
зябко кутая шасси в поземке. Сержу повезло: снегопад ненадолго
утихомирился и позволил автогонщику слетать в Нью-Йорк и обратно.
В гостиницу Серж, однако, добирался уже в метель, и такси вязло в
снегу, и пассажиру доводилось вылазить из машины и толкать ее, и потому
первое, что я услышал, едва мой француз ввалился в отель - заснеженный,
раскрасневшийся, с седой головой, просто-таки облагороженной белыми
снежинками, были слова:
- Я чуть не утонул в снегу, так спешил к тебе, сир! - И добавил: - Мы
с тобой не конкуренты, старина, но мне бы хотелось тоже поиметь кое-чего с
барского стола!
- Сначала нужно знать, что достанется мне, это во-первых. Если же ты
действительно узнал нечто стоящее, я готов поблагодарить моего друга за
работу, это во-вторых.
- Нет, сколько знаю этих русских, или советских, или украинцев, - как
вам удобно, сир, никогда не догадаешься наперед, что они скажут в
следующее мгновение! Не потому ли с вами так трудно договариваться?
- Отчего же? Если судить по тому, как быстро находим мы с тобой общий
язык, это не так уж и трудно, - парировал я в тоне Казанкини, а сам
подумал, что Серж наверняка обладает чем-то, что необходимо мне, и он
гордится сделанным и жаждет похвалы.
- Мне остается только подняться... и с вашего разрешения, - после
многозначительной паузы продолжил Казанкини, - открыть дверцу
холодильника, дабы убедиться, что оставленная бутылка "Учительского" все
еще находится там.
Я понял, что Серж действительно в превосходном состоянии духа, и его
ничем не омраченное настроение резко ухудшило мое, ибо теперь я не
сомневался, что все, рассказанное Сержем о Джоне Микитюке, подтверждается.
Было от чего пойти голове кругом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85