Не замечает ни птичек, ни людей, ни деревьев, ни цветов, совсем ничего, — вставил Роже.— Да, Клод. Может, он снова поправится, быстро поправится, если его погладить. Очень медленно и ласково. Вот так…Потом она сорвала цветок.— Или вложить ему в руку цветочек, такой вот красивый, как этот.Малыш посмотрел на красивый цветок, взял его из материнских рук, понюхал, поиграл им.— Можно мне подойти к нему? — спросил Клод. — И погладить его? Может, он и вправду поправится?Первоначальная нерешительность сменилась в ребенке неистовой жаждой действий. Не дожидаясь ответа, он помчался к кустам. Там его шаги замедлились. Он украдкой заглянул за кусты.Взрослые поднялись и ждали, что будет дальше. Мадам Мариво уцепилась за мужа; ей нужна была опора, поддержка.— Добрый день, дядя! Я принес тебе цветочек, чтобы ты поскорее поправился. Вот!Клод позабыл уже, что больной ничего не замечает.— Ах, да ты ничего не знаешь, дядя. Вот, я даю тебе в руку стебелек.Теплые детские ручонки силились сжать пальцы мужчины, он должен был взять цветок. Мягкие, теплые детские ручонки. Потом нежные пальчики погладили руку больного.Он вздрогнул. Глаза его ожили.— Ливио! — едва слышно произнес он свое первое слово. — Ливио! — Мужчина улыбнулся. Веки его опустились. Он спал.— Ну слава Богу, кажется, удалось! — воскликнул Роже, заметив издали, что незнакомец проявил-таки интерес к мальчику.— Мама, он мне обрадовался. Только он не знает меня. Он сказал «Ливио», — трещал Клод, возвратясь к родителям. — А что такое «Ливио»?— Он даже заговорил?Де ла Винь дрожал от возбуждения:— Должно быть, ты ему очень понравился, Клод; ведь со мной-то он еще ни одним словечком не обменялся. Это ничего, что он тебя не знает, может, потом вы еще станете добрыми друзьями. Он сказал «Ливио»? Это не по-французски. Я не знаю, что это означает. Но мне думается, это имя. И скорее всего, имя маленького друга этого дяди. Но об этом наш больной расскажет после сам. Я очень благодарен тебе за ту радость, что ты ему доставил, и, как только будет время, непременно приду к тебе поиграть. Договорились?— Ладно, дядя Роже! И папу тоже примем в игру?— А меня? — лукаво спросила мать.— Тебя нет. Ты боишься крабов и медуз.Теперь важно было не спускать с больного глаз, и де ла Винь наскоро попрощался с гостями.— Победа! — ликовал юноша, приветливо, почти ласково глядя на спящего.Вдруг больной встал с постели, осмотрелся вокруг широко раскрытыми, ищущими глазами, вытянул вперед руки.— Ливио, мой сын! Ливио! Где? Ах! — Он со стоном повалился назад в кресло.В глазах де ла Виня потемнело. Победа… Какая уж тут победа! Все потеряно. Бежали секунды, минуты. Вдруг молодой француз вскочил, склонился над несчастным. И зачем только ты его тревожил, Роже? Зачем, зачем?Он осыпал себя мучительными упреками: «Будь проклята шальная мысль, соблазнившая тебя вступить в эту отчаянную игру без совета врача и умелой помощи!»После такой встряски больной уже никогда не придет в себя. Использовать так бездарно единственное средство!И виноват во всем этом ты, Роже де ла Винь, ты, кому доверили больного. Что можешь ты сказать в свое оправдание? Нет, ничто не может извинить тебя.Но я хотел спасти его, помочь, помочь!Жалкие попытки заглушить растревоженную совесть…Роже все еще стоял, склонившись над больным, все еще смотрел в его лицо. Юноша до глубины души был потрясен крушением своей попытки.— Ну как он, месье де ла Винь? — спросил появившийся в саду слуга. Он только что проводил семейство Мариво и теперь вернулся.Вопрос слуги вспугнул тяжелые, полные упреков мысли, разогнал застилавшую глаза юноши пелену. Незнакомец — Роже склонился над ним еще ниже — не был без сознания и лежал вовсе не в прежнем оцепенении. Он спал!Его лицо стало лицом живого человека. Будто и не бывало на нем прежней каменной маски. Теперь черты его разгладились, помягчели, мелькнула даже усталая, слабая улыбка. Всего лишь мелькнула, затем губы снова плотно сжались, словно спящий боролся с неистребимой болью.Всю ночь просидел молодой француз у скорбной постели, а на другой день в бюро не пошел, послав туда слугу с извинениями.Больной все еще не раскрывал глаз. Но ум его работал Об этом свидетельствовала мимика.Ни малейшего возбуждения на лице выздоравливающего де ла Винь пока не замечал. По всей вероятности, теперь-то уж он спасен. Значит, все же победа!Напряжение ослабло. Спать, спать… Роже клюнул носом, но тут же вскинулся. Больного ни на минуту нельзя оставлять без присмотра. Пусть подежурит слуга.— Разбуди меня сразу, если что изменится, — настрого приказал де ла Винь старому французу.Время текло. Де ла Винь снова принял дежурство. Больной не просыпался.Еще одна ночь. Может, влить ему в рот бульона? Нет, лучше не надо, а то еще разбудишь. Лучше не мешать ему. Говорят, что сон лечит. Сильно проголодается или пить захочет — сам проснется.Под утро — дежурил слуга — больной пробормотал несколько слов по-итальянски.— Месье де ла Винь, он говорит!Роже сразу проснулся.Это были бессвязные, непонятные слова, с долгими паузами между ними; потом больной встал с постели.— Где я? Что со мной?Слова звучали отчетливо, но французам были непонятны.— Parlez-vous francais, monsieur? Je ne puis pas comprendre Вы говорите по-французски, господин? Я вас не понимаю (фр.).

.— Да. Где я? Что со мной? — повторил он по-французски.— Вы у друзей! Не тревожьтесь!Де ла Винь лихорадочно соображал. Теперь вперед, теперь сорвать пелену неизвестности! Он прекрасно сознавал таящуюся в этом опасность — ведь вновь обретенная память способна преподнести больному такое, что пойдут насмарку все столь счастливо завершившиеся труды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118