А что дальше? — сказал Недород.
Монах-сторож засомневался, понятно, не в существовании бога, а впускать или не впускать трех оборванцев с голодными глазами.
Но все-таки они тоже братья-монахи, и он их впустил.
— Ну, а что теперь будем делать? — спросил Початок у Тысячемуха.
— Подождем, когда зазвонит колокол.
— А потом?
— Потом нам дадут поесть, — неуверенно сказал Тысячемух.
— А если колокол не зазвонит?
— Значит, он сломался.
— И тогда нас не накормят? — заволновался Початок.
— Может быть, колокол не сломался.
— Почему ты сказал «может быть»?
— А что я должен был сказать? — удивился Тысячемух.
— Что точно не сломался.
— Ну хорошо, он точно не сломался.
— Значит, нас покормят?
— Может быть.
— Сказано тебе, не говори «может быть»! — вспылил Початок.
— Тогда я вообще больше не скажу ни слова, — обиделся Тысячемух.
— Лучше ни слова, чем это твое «может быть».
МЕШОК С БОРОДОЙ
О монастыре, затерявшемся среди гор, знали лишь окрестные крестьяне и никто больше. Чтобы его увидеть, надо было случайно очутиться у ворот, что и произошло с нашими тремя друзьями.
Монастырь этот основали монахи, которые однажды заблудились в лесу. Но потом эпидемия чумы унесла всех монахов до единого. Сто с лишним лет в монастыре никто не жил. Но однажды бродячие монахи с Востока, под предводительством брата Гуидоне, наткнулись на этот заброшенный, обезлюдевший монастырь и поселились в нем.
Монах Гуидоне был самым великим монахом средневековья. Когда он умер, из монастыря в Рим к папе отправился монах с просьбой, чтобы тот объявил брата Гуидоне святым. Но назад монах не вернулся, как не вернулись и другие монахи, которые с той же целью уходили в Рим. Однако монахи этого монастыря продолжали твердо верить, что рано или поздно брат Гуидоне займет место в алтаре среди других святых и у него будет свой день в календаре.
Вот немногие из тех чудес, которые творил брат Гуидоне. Свои молитвы он начинал с песнопений. У него был самый красивый голос среди всех монахов мира. Он сочинил множество кантилен на стихи из Библии. Он умел петь и монотонно и с модуляциями и нередко заканчивал свои проповеди мелодичным криком.
В юности он пел так нежно, что одна монашенка, заслушавшись его, вывалилась из окна. Потом такое же несчастье случилось с одним стариком. Тогда брат Гуидоне перестал петь на улицах селений и пел отныне лишь в чистом поле.
В такие дни на поле собирались крестьяне из всех соседних деревень. Брат Гуидоне взбирался на деревянную башенку и начинал распевать псалмы. И вот наступал момент, когда брат Гуидоне натягивал на голову капюшон и возносил свои песни-молитвы к одному лишь господу. В эти чудесные мгновения и происходили великие чудеса.
У одного крестьянина, у которого болела правая рука и он не мог работать в поле, боль перешла в левую руку. А у одной женщины одна нога была короче другой, и она прихрамывала. Внезапно у нее обе ноги стали короче обычных, зато она больше уже не хромала.
Стоило брату Гуидоне закончить молитву и поднять капюшон, как на него накидывались верующие. Они вырывали у него из бороды волосы и хранили их потом как священную реликвию. Брату Гуидоне боль, понятно, не доставляла такой же радости, как верующим реликвии. И вот однажды он принес с собой ножницы и после молитвы обрезал свою бороду, чтобы раздать каждому по пучку волос. К несчастью, налетел сильный ветер и унес драгоценную бороду. Брат Гуидоне ужасно рассердился и решил больше не петь даже в поле. Он заперся в своей келье и каждый день стал обрезать волосы на бороде и класть их в мешок.
Когда мешок наполнился доверху, брат Гуидоне понял, что настал его смертный час. И в тот же день он умер. А монахи монастыря много лет жили себе безбедно, меняя волосы усопшего брата Гуидоне на мясо и на муку.
Со временем чудодейственные волосы выросли в цене. Теперь монахи меняли их уже на волов и кур, да и крестьяне покупали на них еду, словно это были золотые и серебряные монеты. Но многие крестьяне не соглашались отдавать клок чудодейственных волос ни за какую цену, потому что чудо бесценно.
Из всех чудес, сотворенных братом Гуидоне, одно было поистине невероятным: волос в мешке не убывало. А вот у монахов монастыря бороды вообще не росли. Быть может, причиной тому было преклонение перед бородой брата Гуидоне, а может статься — неизбывная скорбь. Точно этого не знал и сам монах-сторож, который рассказывал нашим друзьям обо всех этих чудесах.
Вдруг зазвонил колокольчик. Тысячемух, Початок и Недород вскочили и пошли вслед за остальными монахами. Они миновали один длинный коридор, потом другой, поднялись по лестнице и снова попали в коридор. Недород забеспокоился и спросил у Тысячемуха:
— Куда же мы идем?
— В трапезную.
— А что это такое?
— Место, где монахи едят.
— Раз у них есть особое место для еды, значит, они едят часто?
— Каждый день.
— Жаль, что я не знаю латыни, не то бы я сразу стал монахом, — со вздохом сказал Недород.
— Да, жизнь у монахов прекрасная, но к этому надо иметь призвание.
— Что это за штука? — удивился Недород.
— Очень странная вещь, которая может посетить каждого.
— И нас тоже?
— Всех, — ответил Тысячемух.
— А как понять, посетило ли тебя призвание?
— Этого я не знаю, но думаю, что оно дает о себе знать, как, скажем, голод.
— С голодом все ясно, он сразу ударяет в живот, — сказал Недород.
— Ну, а призвание, верно, ударяет в голову. Она начинает кружиться, и ты говоришь себе: «Хочу стать монахом, хочу стать монахом».
— У меня как раз кружится голова, — объявил Недород.
— Это от голода.
— Откуда ты знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40