Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверя, этого выродка.— А ее ты пощадил? — он кивнул туда, где лежала Кимио.Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Руки и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда.Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону — туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка. 9 На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в «белом парадном», как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку.Маленький иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: «Тело и дух ее соединились со вселенной». Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась.Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на «Йонагу», а он на такси повез Маюми домой.— …Какая бессмыслица, — проговорила Маюми, сделав глоток сакэ.— Жизнь не бывает бессмысленной.— Я — о смерти. Из-за чего она погибла?Брент залпом выпил свою порцию.— Они хотели убить тебя, — продолжала Маюми.— Да.— Этот маньяк знал тебя.— Знал, — Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: — Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому.Но Маюми продолжала, словно не слыша:— Ты застрелил их — и ту женщину тоже…— Маюми, что мне, целоваться было с ними?— Не знаю, не знаю, — и она опять расплакалась.Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить.Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала:— Я знаю, у тебя не было выбора: они убили бы нас всех… Но в том, что в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно.Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо:— Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. — Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. — И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, — Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение.— И в этом мире всегда были Каддафи…— Да, только в разные века они назывались по-разному — Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин…— Но с ними боролись…— …здравомыслящие люди.— Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими.Брент выпрямился на диване.— Да.— И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада.— Разумеется, нет.— У них были убеждения… Были причины поступать так, как они поступали?— Наверно.— Люди всегда находят себе оправдание… — голос ее истерически зазвенел.Брент попытался привлечь ее к себе.— Маюми, послушай меня…— Нет. Уходи, Брент.— Маюми! — ошеломленно воскликнул он.— Уходи, — голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него.Он допил сакэ и ушел.
Когда такси остановилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образовавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствовал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, что чувство это — не просто ласковая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечто другое и большее… Это адмирал Фудзита — это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в кровь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действовать только по его воле и разумению. Может быть, он один из богов-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда «Йонаги»? Брент знал, что власть адмирала распространяется и на него тоже.— Я вернулся домой, — сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.
В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы «Йонаги», ему стало ясно: что-то произошло.— Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, — отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника.Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101