– Нечто мертво, – ответил он, сдерживая дрожь. – Но что именно, мы не знаем.– А почему мне об этом не сказали?– Я не сомневался, что вы вскорости обо всем узнаете. Император уселся на стул, и рабы принялись полировать ему ногти и расчесывать ему волосы, умащивая их благовониями. – Вы всегда обо всем узнаете, – добавил он.– Кишаурим, – после паузы сказала императрица. – Ну конечно же.– Тогда они знают. Кишаурим знают твои планы.– Это не имеет значения. Они и так их знали.– Ксерий, неужто ты стал глупцом? А я-то думала, что ты будешь готов к пересмотру.– К пересмотру чего, матушка?– Твоего безумного соглашения с язычниками. Чего же еще?– Матушка, замолчите!Ксерий нервно покосился на девушку, но та явно не знала ни единого слова по-шейски.– Об этом не следует говорить вслух. Никогда больше так не делайте. Вы меня поняли?– Но кишаурим, Ксерий! Ты только подумай! Все эти годы – рядом с тобой, под обличьем Скеаоса! Единственный доверенный советник императора! Злой язык, постоянно отравляющий совещания своим кудахтаньем. Все эти годы, Ксерий!Ксерий думал об этом: точнее говоря, последние дни он почти ни о чем другом и думать не мог. По ночам ему снились лица – лица, подобные сжимающемуся кулаку. Гаэнкельти, который умер так… так нелепо.А был еще вопрос, вопрос, который настолько его ошеломил, что теперь постоянно маячил на краю сознания, невзирая на всю скуку повседневных обязанностей.«А другие? Другие такие же…»– Ваша нотация вполне обоснованна, матушка. Вы знаете, что во всем есть баланс, который можно нарушить. Вы сами меня этому учили.Но императрица не успокоилась. Старая сука никогда не унималась.– Кишаурим держат в когтях твое сердце, Ксерий. Через тебя они присосались к душе империи. И ты допустишь, чтобы это беспримерное оскорбление осталось безнаказанным теперь, когда боги послали тебе орудие возмездия? Ты по-прежнему хочешь остановить продвижение Священного воинства? Если ты пощадишь Шайме, Ксерий, ты пощадишь кишаурим.– Молчать! – раздался оглушительный вопль.Икурей Истрийя неистово рассмеялась.– Мой голый сын, – сказала она. – Мой бедный… голый… сын.Ксерий вскочил со стула и растолкал окружающих его рабов; вид у него был уязвленный и вместе с тем недоуменный.– Это не похоже на вас, матушка. Вы никогда прежде не относились к числу людей, трясущихся при мысли о загробных муках. Может, вы просто стареете? Расскажите, каково стоять на краю пропасти? Чувствовать, что чрево ваше иссыхает, видеть, как во взглядах ваших любовников появляется нерешительность – из-за тайного отвращения…Он ударил, повинуясь импульсу и метя в ее самолюбие – это был единственный известный ему способ уязвить мать. Но Икурей и виду не подала, что ее задели слова сына.– Пришло время, Ксерий, когда не следует заботиться о зрителях. Такие спектакли сродни дворцовым церемониям – они нужны только молодым и глупым. Действие, Ксерий. Действие – вот главное украшение всего.– Тогда зачем вам косметика, матушка? Зачем ваши личные рабы разрисовывают вас, словно старую шлюху к пиру?Икурей безучастно взглянула на него.– Какой чудовищный сын… – прошептала она.– Такой же чудовищный, как его мать, – добавил Ксерий с жестоким смехом. – А скажите-ка… Теперь, когда ваша развратная жизнь почти завершилась, вы решили сыграть роль раскаивающейся матери?Истрийя отвела взгляд и стала смотреть на ванну, над которой поднимался парок.– Раскаяние неминуемо, Ксерий. Эти слова поразили его.– Возможно… возможно, и так, – ответил император.В его душе шевельнулась жалость. Ведь в свое время они с матерью были так… близки. Но Истрийя могла быть близка только с теми, кем владела. Им же она давно перестала управлять.Эта мысль тронула Ксерия. Потерять такого богоподобного сына…– Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.– Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?– Поняла, Ксерий.Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Икурей злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка – любая уступка – уже триумф.Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.– Ты знаешь, что нужно делать? – поинтересовался он. Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.Старая императрица развернулась, собираясь уходить.– Матушка, почему бы вам не остаться? – низким голосом окликнул ее Ксерий. – Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.Истрийя заколебалась.– Нет, Ксерий.– Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору – дело нелегкое. Дайте ей наставления.Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.– Конечно, сын мой, – наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.– Мягче, дитя, – проворковала она. – Тс-с-с, не плачь…Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки – белым, белее фарфора, – и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33