— Давай отправимся туда, Гвидион, — я и сам загорелся этой идеей. — Когда вернемся на Альбион, попроси Белина снарядить корабль, и мы пустимся на поиски острова. Ведь когда-нибудь мы найдем его, правда?
— Нет у Белина Хрустальных кораблей, а другие не пристанут к янтарной пристани. Да и не удастся нам так легко достичь счастья. За него надо платить, Блейдд, а мы пока еще не выплатили наши долги.
— А как нам узнать, что они уже выплачены? — спросил Рыбий Хвост.
— Когда долги будут выплачены, Харт, ты уже не узнаешь об этом, ты умрешь, — Гвидион отвернулся от нас.
Я покосился на Бренна. Он сидел хмурый и насупившийся, раздраженно ковырял пол кинжалом для мяса. Бренн терпеть не мог разговоров о загробной жизни и вообще не склонен был философствовать. И я удивился, когда он пессимистично заявил:
— Скоро многие из нас вступят на Хрустальные ладьи, волк. Не знаю только, берут ли на них тех, кто боится воды.
Я усмехнулся. Я и вправду до ужаса боюсь воды, но ради поиска прекрасной страны, где нет ни рабства, ни боли, я готов был терпеть неудобства морского путешествия. Да, рабства! Я и забыл об этом, забыл, что среди этих принцев и великих кельтских витязей я один был рабом, когда-то давно продавшим свою свободу за жалкие мгновения счастья. Это было рабство не в обычном понимании, не тело мое принадлежало хозяину, а воля и душа. Но сейчас я осознавал, что, если бы на мне не было Гвира, я бы все равно остался рядом с Бренном. Я никогда бы не бросил своего вождя, ставшего мне другом и братом и частью меня самого.
Гвидион отправился в опустошенную библиотеку спать. На следующий день его ждало множество дел. Жрецы сенонов и наши друиды во главе с Гвидионом собирались провести обряды благодарения богам за богатую добычу и легкую победу над прославленным римским войском. Бренн и Рикк ушли на поиски более веселого общества, чем философствующий оборотень.
Мы с Хартом и его осмелевшей подружкой, найденной в подземелье храма, еще немного посидели у огня, обсуждая затронутую бардом тему: нашу дальнейшую жизнь на Яблочном Острове после смерти. Девушка, уже успевшая освоить кельтский язык, фыркала, слушая наш разговор. В присутствии Гвидиона она не смела даже поднять глаза, когда же он удалился, она взахлеб принялась рассказывать нам о загробной жизни.
Я не стал слушать эту язычницу, рассудив, что тот, кто с ней спит, пусть и внимает ее глупой болтовне. Рыкнув на нее, я отправился вслед за своим вождем искать других развлечений, оставив Харта на растерзание самому разговорчивому в мире созданию.
На следующий день под командованием жрецов мы сложили посередине главной площади огромную пирамиду из оружия, доспехов, добра и трупов врагов. Эта пирамида была окроплена кровью одного из пленников, после чего под мерное пение друидов Гвидион возжег жертвенный огонь.
Бренн мрачно взирал на этот гигантский костер. Когда к нему подошел Гвидион, Бренн сказал ему:
— Ну что ж, брат, не пора ли нам проверить твои слова? Узнаем, существует ли Вечность для этого города.
Гвидион пожал плечами:
— Наши жизни слишком коротки, чтобы проверить это.
Бренн расхохотался:
— Наши жизни слишком затянулись, — и, обернувшись к столпившимся воинам, он заорал: — Сожгите этот проклятый город!
Люди начали вытаскивать из пламени головни и разносить их по домам. Огонь весело занимался и быстро разбегался по строениям. Подначиваемые своим вождем, мы превращали этот город в сплошной погребальный костер, посреди которого, воздев руки к небу, стоял Бренн в развевающемся плаще и выкрикивал проклятия. Пламя, охватившее дома, ревело и завывало, здания обрушивались с грохотом, рассыпались, выбрасывая в небо снопы искр. Через несколько дней город превратился в черные развалины, от которых поднимались в небо ленивые струйки дыма. Теперь по улицам и площадям ветер взметал не только песок, но и пепел.
Бренн уже принял решение покинуть Рим и возвращаться, как вдруг Капитолий направил послов с предложением обсудить условия его сдачи. Поздно вечером из крепости явилась целая группа почтенных граждан с факелами. Огонь осветил бледные, встревоженные лица осунувшихся и изможденных голодом людей. Они не знали о готовящемся уходе кельтов, они боялись нас.
Их провели в храм Весты, где перед священным очагом, на котором жарился молодой бычок, на троне из слоновой кости, найденном в одном из римских особняков, восседал Бренн, увешанный золотыми побрякушками. Огненная Голова ревел, как зверь, строя жуткие гримасы. Рикк, намазавшись предварительно синей краской, истерично ржал. Сеноны, вдохновленные всеобщим весельем, подключились к поэннинцам, скалились и подвывали. Я выпустил клыки и злобно порыкивал.
Римляне, выпучив от ужаса глаза, испуганно озирались на окружающее их дикое, размалеванное, кошмарное воинство. Бренн глумливо улыбался и, наигранно упрямясь, торговался, доводя римских послов до бешенства. Но у римлян не осталось припасов, и они были вынуждены идти на уступки.
Бренн назвал невероятную сумму — тысячу фунтов золотом. У римлян перехватило дыхание, за эти деньги можно было купить свободу для шести таких городов, как Рим. Но их попытки торговаться ни к чему не привели. Бренн уперся и, несмотря на советы Тапрокена и Гвидиона согласиться, дал понять римлянам, что если их не устраивает сумма, то дальнейшие переговоры бессмысленны. Поникшие послы удалились на свой холм, а утром прислали ответ: они согласны.
Среди развалин Великого Города на принесенных капитолийцами огромных весах почтенный римлянин в длинной белой тоге скорбно отвешивал золото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148