Римляне осмелели, как только исчезла близкая опасность, вспомнив о своем поруганном достоинстве. Они подло нарушили заключенный между нами мир, коварно выслав за нами в погоню спешно собранные войска. Их вел Марк Фурий Камилл, избранник богов, разговаривающий с ними на равных, не раз спасавший прежде свой любимый Рим.
Как много еще будет среди людей героев, беззаветно преданных родине, готовых отдать за нее свою жизнь. Как много будет среди них тех, чьи заслуги соплеменники не оценят. Камилл был отвергнут собственным народом и изгнан из Рима, несмотря на все свои подвиги во славу сего города. Какая насмешка судьбы! А Рим без Камилла был беззащитен, чем мы и воспользовались. Но теперь униженный и оскорбленный город воззвал к своему герою и призвал его для мщения и защиты.
Собранное по соседним городам ополчение бросилось вдогонку за нашими войсками, но не успело их настигнуть. Камилл разделил свою армию и с небольшой ее частью ушел вперед для осмотра окрестностей. На него-то и наткнулся наш пошедший в разнос отряд. Римлян оказалось намного больше, но мы были окружены и вынуждены принять бой.
Гулкий вой наших рогов разбудил окрестности, безнадежно пытаясь передать призыв о помощи далеко ушедшим войскам кельтов. Бренн извлек Меч Орну. Я подал ему шлем. Бренн оттолкнул его, рассмеявшись:
— Ты ведь и сам знаешь, я неуязвим, мне не нужна дополнительная защита.
Мне не понравился его ответ, но я промолчал, бросив лишь тревожный взгляд на его раскрашенное синей краской лицо. Он был в белых шерстяных штанах и безрукавке из овечьего меха (свой волчий плащ он оставил в Каершере). Белая кожа и волосы сливались с одеждой, превращал его в привидение. А синий оттенок лица придавал ему мертвецкий вид. Я подумал, что один его внешний вид мог породить те кошмарные легенды, которые передавали друг другу суеверные воины нашей армии.
Римляне долго суетились, выстраиваясь под командованием своего предводителя, наконец решились и напали на нас. Бренн приказал опрокинуть телеги с награбленным добром и выставить их, наподобие баррикад, откуда можно будет метать дротики и копья. Но вражеский отряд легко преодолел их, оттеснив нас, и завязалась рукопашная.
— Мы никогда не сдаемся, — сказал мне Бренн с мрачной радостью.
— Покажем этим трусливым римским щенкам, как дерутся кельтские витязи! — заорал Бренн, и с этими словами он устремился в самую гущу боя, увлекая за собой своих товарищей. С ликующим воем мы набросились на римлян.
Оказавшись в меньшинстве, мы дрались тем более отчаянно, что спасение было рядом: вырвавшись из окружения, мы могли бы бежать в отроги гор, где в узких переходах численность войск теряет свое значение. Сомкнув строй, шаг за шагом мы отступали к угасам, отведенным к ущелью. Казалось, стоит только достичь гор, и мы спасены. Пусть это чужие горы, но неслучайно они носят имя, похожее на название нашего племени. Мы — горцы, в горах наше спасение.
В последних рядах сражался Бренн, стоя плечом к плечу с двумя своими братьями: Каэлем и Гвидионом. Они сдерживали Мощный напор римлян, позволяя остальным подготовить угасов. Бренн отступал, но это ничего не значило. Я знал, что своим изворотливым умом он придумает потом отличное оправдание нашему бегству.
Как в хмельном дурмане, обезумев от боя, я яростно рубил направо и налево, наслаждаясь каждым ударом меча, рассекающего человеческую плоть. Я радовался каждому сраженному врагу, каждому искаженному болью лицу, каждому испугу в больших глазах. Мне доставались легкие враги. Я выставлял защиту еще до того, как противник наносил удар, я улавливал каждый его шаг, каждое движение, каждый выпад. Я не испытывал ни страха, ни паники, в любой момент готовый вступить на Хрустальную ладью.
А вокруг бушевала ожесточенная сеча, звон мечей, взмахи боевых топоров, вскрики бойцов — все смешалось в сплошной лихорадочный гул битвы. Мой разум улавливал вспышки рваных кровавых мыслей. Над всем этим месивом, словно ледяная гора, возвышалось холодное спокойствие Гвидиона. Ни мыслей, ни страстей. Но, в отличие от прежних битв, когда он, не побоявшись обвинения в трусости, предпочитал оставаться в тылу и вступал в бой лишь со случайно прорвавшимся противником, сегодня он сражался наравне с другими, то ли потому, что нас было мало, то ли из-за беспокойства за Бренна, привыкшего к своей былой неуязвимости и бросающегося в самое пекло. Гвидион старался держаться поблизости, прикрывая брата.
Пошел холодный дождь, земля сразу стала скользкой и враждебной, как будто и она хотела избавиться от своих завоевателей. Римляне одолевали нас численностью, наседая в основном на арьергард. Но каждый кельтский витязь стоил десяти римлян, и вскоре перевес в битве перешел на нашу сторону.
Камилл и несколько его приближенных, видя бесполезность своих усилий, трусливо отступили в надежде напасть вновь, когда подоспеет подмога. Остальные римляне, заметив бегство своих предводителей, сражались уже не так отчаянно, ища предлог для отступления. Несколько групп бойцов еще бились, спотыкаясь о трупы.
Бренн сражался сразу с двумя противниками. Гвидион ушел вперед вслед за отступающим врагом и рубился на пару с Хартом против троих римлян. Я был ранен в левое плечо, но в пылу азарта не чувствовал боли. Против Бренна уже был только один противник, полыхающий ненавистью и горем. Сраженный напарник, лежавший в грязи, был его братом. Бренн с легкостью отражал его удары, презрительно кривя губы. Сделав глубокий выпад, он вдруг оступился, споткнувшись о труп только что убитого врага. Замешкавшись, Бренн не успел отразить удар, и короткий меч римлянина мягко вошел в его тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148