все, что говорит Байкич,— лишь ловкая защита. В сущности дело очень просто: месть уволенного сотрудника, у которого директор отбил любовницу! Как это ему раньше не пришло в голову!
— Когда вы были уволены?
— Я не был уволен.
— Да, да...— Следователь усмехнулся.— Сколько дней вы не заходили в редакцию до происшествия?
— Пять... или шесть. Точно не помню.
— И что вы делали в это время?
Байкич смущается. Старается в третий раз объяснить случай с Деспотовичем.
— Я хотел, чтобы хоть кто-нибудь меня защитил, помог мне.
— А... кроме этого? Вы никуда не ездили?
— Ездил, в Руму.
— Зачем?
— Встретить одного человека.
— Кого?
Байкич молчит.
— Лучше будет, если вы признаетесь. Не ездили ли вы... вы же угрожали редактору газеты господину Бурмазу?
— Я ему не угрожал.
— Когда он задал вам вопрос о том, что вы собираетесь делать после увольнения, вы ответили: «Что я буду делать, вы увидите». Так записано и в протоколе.
— Я не был уволен. И я не думал угрожать. И моя поездка в Руму ничего общего с этим не имела. Я ездил туда, чтобы встретить Александру Майсторович.
— Вы с ней знакомы?
— Да.
— Давно?
— Да.
— Значит, вы бывали у господина Майсторовича?
— Да.
— А-ага...
Следователь начинает размышлять. Знакомство. У нас часто знакомятся неосмотрительно — возможно, легкая дружба, с одной стороны — богатство и красота, с другой — бедность и честолюбие, может быть даже необоснованные надежды получить путем такого знакомства повышение по службе, а вместо этого он сперва лишается должности секретаря, до которой не дорос, а потом его увольняют; девушка же, поняв, на что он рассчитывал, порывает с ним окончательно... Вот как оно было, все ясно! Правда, теперь не совсем понятна роль . Станки Дреновац. Впрочем, нет, и это ясно. Байкич ее бросил ради Александры Майсторович, сцепление фатальных случайностей — Станка попадает к брату Александры, и в результате — трагедия.
Следователь — человек честный. Вначале он питал к Байкичу симпатию. Но как-то само собой ему все время приходили в голову мысли, говорящие в пользу Майсторовичей. Не потому, что они люди с положением, конечно нет! А потому, что Майсторовичи — обвинители. И кроме того, его приучили рассуждать логически и юридически; приучили остерегаться психологических ошибок.
— Так, так...
Мысль его течет логически и юридически. Он звонит.
— Уведите подсудимого.
Пока унтер-офицер надевает Байкичу наручники, все дело представляется следователю совершенно ясным. Он раскрывает книгу и, чтобы восстановить в памяти, читает: «За убийство умышленное, но без заранее обдуманного намерения, виновный подвергается ссылке на каторжные работы сроком на двадцать лет. Но если обвиняемый... был доведен до сильного раздражения и учинил преступление в состоянии аффекта, мера наказания может быть заменена тюремным заключением сроком не ниже двух лет». Следователь перелистывает страницы. «Покушением на преступление с нарушением закона признается всякое действие, коим начаты приготовления к совершению такового, но которое не было совершено по не зависящим от покушавшегося обстоятельствам... При определении меры наказания за покушение на преступление суд принимает во внимание большую или меньшую близость такого покушения к совершению преступления и может соответственно подвергнуть наказанию вчетверо менее строгому против наказания, постановленного за самое свершение преступления». Вполне понятно. Одно тяжелое ранение, другое — легкое, смягчающие вину обстоятельства, признание преступника, статья пятьдесят девятая. Следователь целиком погрузился в механику судопроизводства. Но его начинает мучить совесть, судейская совесть: «Действительно ли нет заранее обдуманного намерения?» Он снова раскрывает книгу. «Виновный в убийстве с заранее обдуманным намерением подвергается смертной казни». Следователь перебирает документы и думает: «Год или пять лет тюрьмы?»
А в это время Байкич опять шагает по улицам. Люди оборачиваются. Погода прекрасная. Все залито светом. Он проходит через парк. Вдыхает запах политых дорожек. В одном конце мальчишки играют в мяч. Мяч новый: желтая кожа новехонькая, он звенит при каждом ударе. Нет такой меры, которой люди могли бы измерять происходящие в них перемены. Байкич смотрит на мальчиков, на их разгоряченные лица, на мяч, за которым они гоняются, и по охватившей его грусти понимает, что он больше не ребенок и что время, когда и он играл в мяч, давно миновало.
— Налево!
Байкич сворачивает в улицу, в конце которой тюрьма. Грусть порождает воспоминания. Еще слышатся звонкие удары по мячу и крики детей. Байкич понимает, каким путем он должен теперь идти. Он спокоен. Он знает, что восстание одиночек обречено на провал. Но он знает также, что в обществе одни силы противопоставлены другим и что смысл жизни и состоит в этой непрерывной борьбе сил, борьбе, порождающей все новые, более совершенные формы жизни, что ничем нельзя задержать это движение прогресса, и когда одни падают сраженные, на их место становятся другие. Коридоры. Двери. Наручники сняты. На окне решетка. Байкич подходит к окну. И снова слышит удары по мячу. Или это ему только кажется? Может быть, это только отголосок прошлого?
Книга первая
ЮНОСТЬ
Глава первая КОШМАР
САВСКИЙ МОСТ ВЗЛЕТАЕТ НА ВОЗДУХ
Ясный и жаркий летний день. По всему чувствуется, что настала пора школьных каникул. Воздух дрожит и искрится вдали над крышами, над опаленными зноем акациями и липами и где-то в глубине сливается с небом, словно побледневшим от яркого света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165