То, что не смогли спасти, Ц прыгающий на привязи клипер-бот, палатка, в кот
орой они только что сидели, Ц безвозвратно уплыло в темноту…

Ц Право до отказа! Ц одним выдохом кинул команду Паньков. Ц До отказа!

Почекин, рванувшись всем телом, крутанул штурвал. Паньков быстро откручи
вал штурвал глубины влево, тоже до отказа, задирая нос корабля. Больше он н
ичего не успел. Ни дернуть костыльки Ц открыть балластные баки, ни проси
гналить бортмеханикам команду выключить моторы.
Гора молниеносно навалилась на них, черная, косматая, неотвратимая… По о
кнам с силой ударили верхушки могучих деревьев. Гондолу подбросило, затр
ясло, все кругом пронзительно заскрежетало, с треском разламываясь.
Первый удар Паньков ощутил лишь короткой вспышкой света. Ударившись вис
ком о переплет окна, он упал замертво.
Мячкова швырнуло в другой конец рубки. И, падая под рушащимися на него обл
омками, он на какой-то миг вдруг увидел себя, белоголового казачонка, вцеп
ившегося в гриву ошалелого коня, мчащего мимо белых мазанок станицы куда
-то в пляшущие перед ним огни и наступающие черные провалы…
Почекин, пролетев вперед, разбил головой ветровое стекло. Залившись кров
ью, теряя сознание, пытался подняться и не мог.
Из пассажирского салона, из-под сметенных в одну груду ящиков, кресел, тюк
ов, всего, что там было, слышались стоны разбившихся, оглушенных, еще не по
нимающих, что случилось, людей….
Лязг, хруст ломающегося на куски металла… Выворачивая с корнем огромные
, в два обхвата сосны, корабль с лета проламывал собою просеку. Свет сразу
погас. Гондола стала наполняться чем-то едким, удушливым.
В киле для тех, кто спал, первый удар был не так ощутим. Их крепко тряхнуло в
гамаках, сбило в одну сторону, кто-то в темноте недоуменно подал голос, кт
о-то даже не проснулся…
Устиновича, который, свесив ноги с гамака, только еще снимал унты, смахнул
о оттуда. Ударяясь о стрингеры, он боком проехал вдоль киля, вскочил и сраз
у же увидел, как на носу корабля всплеснуло пламя. Пожар!
Ц Ребята-а, гори-и-м! Ц всполошенно закричал он, стараясь поднять всех н
а ноги.
Над головой двадцать тысяч кубометров горючего газа. Устинович знал, что
это значит! Высота у них сейчас пятьсот метров. Он застыл на месте. Парашю
тная сумка у гамака, в головах. А главное Ц ребята! И он снова закричал:
Ц Вставайте, гори-и-м!!!
А может, ему только показалось, что он кричит изо всех сил? Может, голос заж
ало где-то в горле?.. Он понимал: ребятам уже не добежать. И ему тоже. Гайдроп
ный люк, в который можно было бы выброситься, далеко впереди, у носа.
Сверху полыхнул такой неистовый жар, что сразу пригнул Устиновича к само
му килю. Комбинезон на спине, шлем загорелись. К люку! Может, еще успеет… Че
м гореть заживо, лучше лететь с высоты. Он снова рванулся. И тут же почувст
вовал, что летит, проваливаясь сквозь разодранный перкаль. В лицо хлестн
ули ветки, тело ощутило удар о корявые сучья. Он схватился за них и, машина
льно перехватываясь, обдирая лицо и руки, соскользнул по стволу дерева в
низ, в рыхлый снег, уйдя в него с головой.
Огонь с быстро нарастающим гулом уже полыхал по всей оболочке. Уткнувшис
ь в гору, корабль медленно и тяжело заваливался набок.
…Когда к Почекину вернулось сознание, он не сразу понял, где он, что с ним. О
н слышал треск, что-то ломалось, с визгом корежилось. Слышал крики людей, ч
ей-то прерывающийся, зовущий его голос:
Ц Витька, сюда-а!
Кто его зовет? Зачем?.. И вдруг разом вспомнил все. Только что у самого его ух
а Мячков закричал:
Ц Гора! Летим на гору!
Потом он и сам увидел эту гору, вставшую перед ним из снежной белизны. А се
йчас он ничего не видел. Чернота! Он провел рукой по залитому чем-то липки
м лицу. Ошеломила мысль: ему выбило глаза! Боли он не чувствовал, только го
лова стала как большой котел, и в ней что-то все било, било… Остервенело, од
урманивающе… Голос по-прежнему звал из темноты, настойчиво, не смолкая:

Ц Витька, где ты? Сюда!!
Он вдруг понял: это же Тарас Кулагин! Он спасся и ищет его, хочет помочь. Он п
отянулся на этот голос, попробовал ползти, но тут же наткнулся на что-то г
ромоздкое, искореженное и, обессиленный, свалился. Тщетно пытался отозва
ться, крикнуть: «Я тут!» Губы беззвучно открывались и так же беззвучно зак
рывались. Грудь наполнило что-то горькое, удушливое, и сознание снова ушл
о…
Оглушенный, погребенный под чем-то тяжелым и давящим, Гудованцев с трудо
м приходил в себя. Сознание на миг прояснилось, высветом молнии охватыва
я весь ужас случившегося, и снова уходило, готовое оборваться. Нельзя, что
бы оно оборвалось! Гудованцев мучительно напрягся, удерживая его, сопрот
ивляясь обволакивающей слабости. Дышать было нечем. Хотя бы глоток возду
ха! Он ловил его пересохшим ртом. Но воздух горел, он раскалился нестерпим
ым жаром. Горело все. Навалившиеся на него ящики, одежда.
Где-то рядом погибали товарищи, он слышал чье-то прерывистое дыхание, сто
н. Надо спасти их! Он командир. Он должен сделать даже невозможное. Ведь сд
елал же он невозможное тогда, в Донецке!..
Сжимая в напряженный комок остатки сил, выкарабкиваясь, сталкивая все эт
о, навалившееся на него, тяжелое, пылающее, он нащупал чью-то руку, горячую,
безвольную. Он сразу узнал ее. Сотни раз он жал ее при встрече. И сейчас он т
ак же крепко сжал ее и потянул за собой. Тело друга было невероятно тяжелы
м. А сил не было. Но он тянул, замирал на миг, проваливаясь в цепенящий какой
-то дурман, и, очнувшись, снова тянул, не видя куда, сквозь огонь, дым, удушаю
щий жар…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68