законы гостеприимства стоят выше прочих интересов.
Итак, друзья десантировались на милый безлюдный дворик. Между домами были натянуты веревки, на которых сушилось детское белье. А единственным свидетелем появления из внезапно возникшего вихря двух необычно одетых мужчин стал большой дворовый кот.
Котяра черно-белого колера с пятном-бабочкой на шее ленивым взглядом проводил визитеров до самой арки выхода из двора. Он не сделал даже малейшей попытки подойти или хотя бы мурлыкнуть. Размеренность, философский взгляд на жизнь и чувство причастности к вечности органически присущи всем обитателям приморских городков этой светлой земли от рождения и до смерти. Впрочем, не Кузнецов ли любил повторять Петрухе, что смерти нет?
Выйдя из-под арки, Лева решительно заправил выбившуюся из бриджей тельняшку, принюхался, неопределенно махнул рукой и авторитетно заявил: «Море там!» Батыр лениво зевнул и двинулся за коллегой по узкой улочке. Теплый ветерок легко дул им в спины, то ли одобряя сделанный выбор, то ли предостерегая.
Улица петляла мимо двух– и трехэтажных домиков старой постройки. Стены были выбелены известкой, прохожих навстречу попадалось мало. Некоторые приветливо здоровались. За очередным поворотом где-то вдали между домами мелькнуло что-то голубое и ласковое. Лева торжествующе развел руки в стороны, словно пытался обнять грядущую морскую даль, и торжествующе заявил:
– Я море за версту чую! Скоро на набережную выйдем.
Он подтянулся, довольно потер руки и бодро зашагал вперед.
Батыр молчал. По его мнению, в приморском городе все дороги должны вести к морю. Или от моря. Короче, пятьдесят на пятьдесят, как в той героической киноленте.
Два часа сорок три с половиной минуты спустя они все еще продолжали идти. Если быть абсолютно точными – идти продолжал Лева, а потный и злой Батыр сидел на обочине поселковой дороги и злобно ругался на языке великих предков своего жуза.
Мокрый от жары Задов обернулся к беку и умоляюще просипел пересохшим голосом:
– Батыр, заклинаю тебя молоком степной кобылицы, еще парочка километров. Нюхом чую – море за теми горами.
Батыр зашарил руками по горячему асфальту в поисках подходящего булыжника, но не нашел, поэтому тяжело вздохнул, молча поднялся, перешел дорогу и тут же поймал попутный грузовичок, на бортах которого чьей-то твердой рукой было "написано «Свободу Абхазии!»
– К морю, на набережную! – решительно скомандовал бек, вальяжно разваливаясь на кожаном сиденье и ни секунду не сомневаясь, что выбранное им направление единственно верное. – Двойной тариф!
– Зачем обижаешь, дарагой! Так езжай. Турыст, да? – Грузовичок обдал опоздавшего Задова облачком пыли и умчался.
Еще час спустя Задов обнаружил бека на набережной за столиком уютного летнего кафе в окружении двух местных стариков. Компания кушала шашлык и степенно обсуждала достоинства местной и степной кухни. Недостатков, как догадался Лева, обе кулинарные школы были лишены по определению. На столе стояло вино и бутылка «Смирновской».
Задов осуждающе глянул на захмелевшего бека, рухнул на свободный стул и хрипло потребовал боржоми. Старики глянули на Леву как на врага абхазского народа и, покивав беку, распрощались.
Утолив за неимением боржоми жажду местным прохладным вином, Лева повеселел. Рядом шумело вечернее море. Волны разбивались о галечный пляж, стараясь дотянуться резвыми белыми языками пены до каменных плит набережной.
Лева достал из кармана бриджей фотографию, посмотрел на нее и подумал вслух:
– Налево пойдешь – без портов останешься, направо – голову сложишь. Вопрос – куда идти?
– Может, прямо? – нерешительно предложил Батыр, чувствуя перед Левой хотя и очень легкую, но все же вину за бегство и оставление товарища на дороге. Русские присказки он знал неважно, а Левины слова частенько принимал всерьез, особенно если тот говорил сам с собой.
– Если прямо, ты утонешь, адмирал. А мне берег турецкий не нужен.
Они присели на парапет набережной, протянули руки и стали разглядывать отдыхающих. Толпа загорелых до черноты или чуть-чуть тронутым солнцем курортников размеренно фланировала по набережной, наслаждаясь беззаботным и бездумным отдыхом. Милостыню подавали им плохо, и в основном Леве, потому что жирный бек на оборванца похож не был, да и Левину легенду в глубине души считал полным идиотизмом.
Сидеть на теплых, нагретых солнцем плитах было приятно. Напарники умиротворенно, но внимательно разглядывали людей, стараясь найти среди них фотографа и его живые декорации. Прошел час. Пока им удалось собрать лишь горстку мелочи и присмотреть с полдюжины субъектов с висящими на груди фотоаппаратами и видеокамерами. Но ни один из них под описание не подходил.
Настроение начинало серьезно портиться, когда внимание их привлек вихрастый малыш, повисший на руке молодой мамы – явно не местной худенькой блондинки с отчаявшимся взглядом и авоськой, полной мандаринов. Хорошо поставленным голосом малыш упрямо и, судя по поведению мамаши, очень давно канючил:
– Ма-а, купи домой обезьянку… Купи-купи-купи-купи! Ну ма-а!
– Никаких обезьян, – устало отвечала мать, буксируя за собой упирающегося сына. – Мне тебя с твоим отцом хватает. Обойдешься фотографией. И так уже не дом у нас, а зоопарк. Осталось табличку на дверь повесить.
– За-а мной! – бодро протянул Лева и двинулся в сторону, откуда появились мать и юный натуралист. – Он рядом, спинным мозгом чую!
– У меня тоже волосы на спине зашевелились, – вяло отозвался Батыр и поплелся вслед за ним.
Идти за Левой было удобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93