Из дыхала Отверстие для дыхания на голове дельфина. Что-то вроде носа.

вылетел сноп брызг. Несколько секунд спустя на поверхности показался Кузнецов. В его руках вяло трепыхался Клайд. Последним – с безвольным телом Петрухи в руках и невысказанными ругательствами под загубником – всплыл озабоченный Задов. Из носа и ушей контуженного взрывом подводного Самсона текла алая кровь.
Лодка пошла к берегу. Вместе с едва очухавшимися дельфинами и так и не пришедшим в себя Петрухой она оказалась перегружена. Края бортов почти черпали воду. Акваланги, баллоны, снаряжение, даже гидрокостюмы – все полетело за борт во имя скорости.
Днище лодки еще не скрипнуло о песок, когда метрах в десяти от берега бек заметил размашистые саженки Садко. Встревоженный купец плыл с топором в зубах чуть медленнее здорового дельфина и проскочил мимо лодки. Заметив промах, он тотчас развернулся и, удвоив усилия, легко обогнал резиновую шаланду.
Выскочив на берег, разведчики первым делом занялись отравленными дельфинами и контуженым товарищем, хотя Задов сгоряча предлагал сначала отметить победу и закусить.
Под палящим солнцем кожа афалин быстро высыхала. Бонни и Клайда, а заодно и Петруху аккуратно вытащили из лодки и опустили в воду рядом с берегом. Так, чтобы всем троим дыхало не залило. Дельфины в знак благодарности за спасение слабо шевелили хвостами. Петруха из солидарности с дельфинами шевелил изодранными ластами. Окончательно очнулся он, когда Бонни нежно коснулась его перемазанной кровью щеки.
– Вставай, Петро, – цинично посоветовал багровому Петрухе Задов. – Кентавр и русалка не пара. Плохо кончишь, родной.
Петька неуверенно встал на ноги, затравленно оглянулся и поковылял к дому.
– Пожрать что-нибудь сготовь! – крикнул ему вдогонку Задов, поворачиваясь к дельфинам. – Яичницу пожарь с беконом.
С афалинами расставались тепло. Кузнецов, зашвырнув подальше в море свисток вызова, молча протянул Бонни и Клайду обмазанные шпротами справки-объективки, которые они тут же благодарно и проглотили. Садко добродушно салютовал дельфинам с приличного расстояния, Батыр ласково гладил мокрые носы, а Задов отталкивал дельфинов подальше от опасной линии прибоя.
Еще минут пять они наблюдали за двумя вертикальными плавниками, идущими поперек накатывающих на сушу волн. Над плавающими у рифа ошметками спрута вилась туча чаек. Вдруг Лева недовольно повел носом и обернулся. Через мгновение недавние аквалангисты наперегонки бежали от моря.
Домик на дюнах горел.
Судя по всему, очаг пожара находился на кухне. Впрочем, огонь уже весело бегал по всем стенам и ласково лизал крышу. В безветренном небе дым поднимался столбом, унося в небо снопы искр.
– Горим, братишки! – завопил Лева и ломанулся к пожару.
Когда они добежали, тушить было уже нечего. Метрах в десяти от ревущего огня на песке сидел чумазый Петруха. У ног его лежали головные уборы соратников: фуражка Николая, папаха Задова, панамка бека и картуз Садко.
С безопасного расстояния друзья молча смотрели на догорающий домик. Из всех пятерых более-менее прилично одетым выглядел Садко, который бросился в воду, не сняв ни кафтана, ни сапог.
Огонь, рассыпая искры, последний раз вырвался из окон и дверного проема с ревом и гудением. Подняв тучу искр, с грохотом обвалилась внутрь прогоревшая крыша. Где-то в глубине дома, не выдержав жара, одна за другой рванули две бочки с дизельным топливом.
Тоненькие язычки пламени медленно поползли по сухой траве к далеким корпусам Центра-океанариума.
Садко аккуратно рвал себе бороду и громко убивался:
– Гусли! Гусли мои, гусельки… Самогуды драгоценные!
– Брось, – попробовал утешить его Задов, надев папаху и выжимая снятые плавки. – На кой тебе эти деревяшки?
– Перстеньки там заветные, камешки на черный день хранились. Дороги как память, – продолжал драть бороду Садко.
– Дорогие на пальцах носить надо, – нравоучительным тоном сказал Задов. Возможно, он был немного не в себе, поскольку тотчас добавил: – Дровишек бы подбросить.
Внезапно у них за спинами раздались переборы гитары, и хриплый голос решительно заявил: «Если друг оказался вдруг…»
Стоящие у догорающего дома победители обернулись. На прибрежном песке останавливалась карусель, с которой деловито спрыгивали их боевые товарищи по отряду. Первыми на берег слетели с помоста Илья и Малюта. Илья был в отутюженных портах, заштопанной льняной рубахе с чугунными наплечниками и в кожаных выходных сапогах. Малюта – в походной инквизиторской рясе и сандалиях. В руках у Скуратова был окованный железом посох, Илья же держал под мышкой меч-кладенец. Руки его были заняты крынкой молока. За ними последовали другие. Все были при оружии и очень возбуждены. Было очевидно, что отряд собрался по тревоге.
– Вот и подмога поспела, – громко буркнул себе под нос Задов и снова повернулся к полыхающему дому, походя пришлепнув на спине муху влажными плавками. – Очень вовремя!
Подмога, однако, вела себя странно. Вновь прибывшие десантники рассыпались цепью и теперь широким полумесяцем окружали группу батыра, постепенно замыкая кольцо.
– Гуд дэй! – крикнул Кузнецов Ермаку и приветственно помахал рукой.
В ответ не последовало никакой реакции. Кольцо окружения замкнулось в молчании.
– Не нравится мне все это! – мрачно заметил Садко, оставляя в покое бороду и тихонько двигаясь к валявшемуся неподалеку топору.
Скуратов упер железный конец посоха в прочную новгородскую сталь и глухо сказал:
– Не балуй, купчина! Огрею – пожалеешь!
– Гравировку не поцарапай, – хмуро процедил сквозь зубы Садко, – не расплатишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93