Вельдон мысленно усмехнулся.– Любой просвещенный человек неизбежно распространяет свет своих познаний, даже монархи не являются исключением, – ответил он.– Так что же вы ставите в вину Людовику Пятнадцатому? – не унимался спорщик.– То, что ему как раз не хватило властности, собрат, и он не сумел подчинить своей воле министров, прежде всего Шуазеля.– Почему вы полагаете, что ему не хватило властности?– Потому что, будучи христианином, он позволил себя запугать священникам, которые упрекали короля в том, что он имеет любовниц. Людовик так боялся попасть в ад, что первая же встречная сутана вызывала у него тревогу.Собеседник собирался было что-то ответить, но тут вмешался Боэм:– Довольно, собрат, вы же видите сами, граф Вельдон человек опытный и хочет быть нам полезным.– Все, что я хотел вам сказать, – вновь заговорил Себастьян, – то, что благородство по крови всего лишь некоторое преимущество, но никак не привилегия. Если вы по-прежнему будете рассматривать орден тамплиеров «Строгого устава» как кружок аристократов, вы обречете его на поражение. Ибо особенность дворянства – истреблять друг друга во имя славы и чести, и пройдет немного времени, как половина из вас погибнет на кровавых дуэлях. Вам же предназначена великая судьба, она сулит вам более долгую жизнь.Эти слова прозвучали торжественно, как пророчество. Кто-то недоверчиво покачал головой, кто-то был смущен или растерян, кто-то усмотрел в этом некую логическую ошибку.– Именно по этой причине вы и восстаете против Мюнстерской ложи? – поинтересовался Себастьян.– Какого черта мы должны подчиняться немецкому диктату? – возмутился принц де Мерод.– Это отнюдь не немецкий диктат, это диктат разума. Братство просвещенных умов универсально. Оно содействует гармонии и миру, – возразил Вельдон.– Но у нас теперь постоянные трения с полицией, которая считает нас иностранными шпионами! – возмутился тамплиер.– Этому есть объяснения, – вмешался Боэм. – Правила нашего отделения ложи предписывают соблюдение строжайшей тайны. А многие из нас это правило нарушили и обратили на себя внимание недоброжелателей. Разумеется, полиция встревожена. Я требую, чтобы отныне никто открыто не интересовался, принадлежит ли человек к нашему ордену. Я прошу также, чтобы никто больше не хвастался и не кичился своей принадлежностью к нему.– Почему нас так ненавидят иезуиты? – спросил один из рыцарей.– Потому что они мнят себя чем-то вроде Ватиканской полиции, а нас подозревают в том, что мы преследуем разрушительные цели, что мы желаем ослабить влияние Рима на верующих, – объяснил Вельдон. – Они убеждены, что только у них есть право на истину, а изучение природы – такая же суровая ошибка, как та, которую совершил Адам, когда вкусил плод от древа познания. Это противоречит нашей философии. Для всех представляется очевидным, что принадлежность к христианству не помешала монархам развязывать войны, которых дипломаты сумели бы избежать. Во имя веры пролились реки крови.– Вы вообще отрицаете право на жестокость? – высокомерно спросил принц де Мерод.– Только когда не осталось других средств и есть абсолютная уверенность в успехе.– Вы можете привести пример?– Разумеется. Устранение российского царя Петра Третьего, который намеревался перед самым своим концом объявить войну Дании, чтобы завладеть Шлезвигом, полученным этой страной на законных основаниях. Русский царь не должен воевать ради интересов Гольштейн-Готторпов. Но это лишь одна из причин его устранения.– Реформатская церковь нам подходит больше? – поинтересовался другой тамплиер.– Похоже, она отличается большей веротерпимостью, но давайте не будем обманываться. Согласиться на чье-то влияние, кроме своего собственного, она не готова, так же как и Римская церковь. Вообще-то всякая власть в этом мире желает считаться абсолютной и не колеблясь согласится на все, лишь бы восстановить или упрочить свое влияние. Вот почему нам так необходимы дисциплина и осторожность.– Но разве вы не враждебны всякой религии?– Вовсе нет. Очень многие религиозные деятели разделяют наши идеалы. Я приведу в пример мэтра Экхарта, который прилагал все силы, чтобы донести божественный свет до человеческого сердца, проповедуя, что человек существует лишь при условии, что путем самоотречения стремится к божественному.Последовало молчание.– Именно познание лежит в основе истинной алхимии, – продолжил Вельдон. – Это движущая сила всякого превращения.– Но вы, должно быть, сам граф Сен-Жермен! – воскликнул принц де Мерод. – Только он мог бы вести дискуссию, в которой объединились бы алхимия и вера.– Мое имя не имеет значения, – ответил Вельдон. – Важно, чтобы вы не подвергали религию гонениям. Дружба с духовным лицом вам может оказаться полезнее, чем протекция какого-нибудь принца. Попытайтесь поддерживать такую дружбу.– Насколько мне помнится, – подвел черту Боэм, – каждый из присутствующих здесь рыцарей давал клятву способствовать влиянию этого ордена. Я прошу, чтобы нынешние дебаты не стали достоянием гласности.Он повернулся к Вельдону.– Наша цель – просвещение, господа тамплиеры, – объявил Себастьян.Рыцари склонили головы в знак согласия, и собрание было завершено.Боэм горячо поблагодарил Вельдона, все члены, включая рьяных спорщиков, пожали ему руку и разошлись.Пробило полночь.Всем показалась, что ночь какая-то особенно темная.Эти аристократы походили скорее на неугомонных подростков или офицеров на пирушке, чем на ответственных взрослых людей. 23. ТРЕВОГИ ГОСПОДИНА КАЗАНОВЫ ДЕ СЕНГАЛЯ Неприкрытая враждебность Шуазеля положила конец французским прожектам относительно развития красильной мануфактуры, и маршал де Бель-Иль только подтвердил это Себастьяну:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127