Он никому не сказал о своем отъезде, но на двери приколол записку, что уезж
ает по делу на несколько дней. Ехал он ночью: поезд подошел к месту назначе
ния, когда занимался зимний рассвет.

После обеда, чуточку раньше, чем был разрешен прием посетителей, Сингер о
тправился в приют для душевнобольных. Руки его были нагружены разобранн
ым киноаппаратом и корзиной с фруктами, которые он нес своему другу. Он от
правился прямо в палату, где в прошлый раз навещал Антонапулоса.
Коридор, дверь и ряды кроватей были такими же, какими он их помнил. Останов
ившись на пороге, он стал жадно искать глазами своего друга. И сразу же уви
дел, что, хотя все стулья заняты, Антонапулоса тут нет.
Сингер положил на пол свертки и написал на одной из своих карточек: «Где С
пирос Антонапулос?»
В палату вошла сиделка, он подал ей карточку. Она его не поняла, помотала г
оловой и пожала плечами. Он вышел в коридор и стал совать карточку всем вс
тречным. Никто не мог ему ответить. Его охватила такая паника, что он стал
размахивать руками. Наконец ему попался врач-практикант в белом халате.
Сингер вцепился ему в рукав и сунул свою карточку. Практикант внимательн
о ее прочел и повел Сингера по коридорам. Они вошли в маленькую комнату, гд
е за письменным столом сидела молодая женщина и просматривала какие-то
бумаги. Она прочла то, что было написано на карточке, и стала рыться в папк
ах, лежавших у нее в ящике.
От беспокойства и страха глаза Сингера застилали слезы. Молодая женщина
принялась аккуратно писать на листке из блокнота. Сингер не удержался и
заглянул ей через плечо Ц ему не терпелось узнать, что пишут о его друге.

«Мистера Антонапулоса перевели в больницу. Он болен нефритом. Я распоряж
усь вас туда проводить».
По дороге он задержался в коридоре, чтобы захватить свертки, оставленные
за дверью палаты. Корзину с фруктами украли, но остальные пакеты были в це
лости. Он вышел вслед за практикантом из здания и пересек газон между бол
ьничными корпусами.
Антонапулос! Когда они добрались до его палаты, Сингер мгновенно увидел
своего друга. Его койка помещалась посредине комнаты, он восседал, опира
ясь на подушки. На нем был алый халат, зеленая шелковая пижама, а на пальце
кольцо с бирюзой. Кожа у него стала бледно-желтой, а глаза Ц совсем темны
ми и мечтательными. Черные волосы заметно посеребрились у висков. Он вяз
ал. Толстые пальцы медленно шевелили длинные костяные спицы. Грек не сра
зу заметил друга. Потом, когда Сингер встал прямо против него, он благодуш
но улыбнулся, не выказав ни малейшего удивления, и протянул свою руку с ко
льцом.
Сингер почувствовал такую робость и смущение, каких еще никогда не испыт
ывал. Он сел возле кровати и сложил руки на краешке покрывала. Глаза его не
отрываясь смотрели в лицо другу: он был смертельно бледен. Роскошное оде
яние Антонапулоса его поразило. Он сам посылал ему эти вещи в разное врем
я, но не представлял себе, как они будут выглядеть вместе. Грек стал еще гр
омадное, чем он его помнил. Под шелковой пижамой были видны огромные дряб
лые складки живота. Голова на белой подушке выглядела гигантской. Лицо е
го дышало безмятежным покоем, и казалось, он едва замечает присутствие С
ингера.
Сингер несмело поднял руки и заговорил. Его сильные, умелые пальцы склад
ывали знаки с заботливой точностью. Он говорил о холодной зиме и о долгих
месяцах разлуки. Он вспоминал далекое прошлое, кошку, которая умерла, юве
лирную лавку, место, где он теперь жил. При каждой паузе Антонапулос милос
тиво кивал головой. Сингер рассказывал о четырех своих знакомых и об их д
олгих бдениях у него в комнате. Глаза друга были влажными, темными, и Синге
р видел в них свои маленькие квадратные отражения, которые он замечал та
м и раньше множество раз. Горячая кровь снова прилила к его щекам, и руки з
адвигались быстрее. Он долго рассказывал о черном докторе, о том, другом, с
дергающимися усами, и о девушке. Его руки все торопливее и торопливее скл
адывали слова. Антонапулос важно кивал. Сингер жадно наклонялся к нему: о
н глубоко вздыхал, и в глазах его стояли светлые слезы.
Вдруг Антонапулос медленно прочертил в воздухе круг своим пухлым указа
тельным пальцем. Палец сделал круг в сторону Сингера и потом ткнул его в ж
ивот. По лицу толстого грека расплылась улыбка, и он высунул большой розо
вый язык. Сингер засмеялся, и руки его заплясали с бешеной скоростью. Плеч
и у него дрожали от смеха, а голова беспомощно откинулась назад. Он сам не
знал, чему смеется. Антонапулос завращал глазами. Сингер продолжал закат
исто хохотать, пока у него не сперло дыхание и не задрожали пальцы. Он ухва
тился за руку друга, чтобы почувствовать опору и успокоиться. Хохот у нег
о теперь вырывался отрывисто, спазмами, как икота.
Антонапулос первый принял серьезный вид. Его маленькие пухлые ступни вы
лезли из-под покрывала. Улыбка сошла с лица, и он стал капризно лягать оде
яло. Сингер поспешно поправил постель, но Антонапулос нахмурился и царст
венным жестом подозвал проходившую по палате сиделку. Когда она расправ
ила одеяло по его вкусу, толстый грек так величественно наклонил голову,
что его кивок скорее напоминал благословение, чем благодарность за услу
гу. Потом он снова важно повернулся к своему другу.
Разговаривая, Сингер не чувствовал, как бежит время. Но когда сиделка при
несла Антонапулосу на подносе ужин, он сообразил, что уже поздно. В палате
зажгли электричество, и за окнами потемнело. Перед другими больными тоже
поставили подносы с ужином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113