Лиат расположила ее внутри искривленной арки Дракона на пятнадцати градусах, так, чтобы помнить, в каком градусе она находилась в созвездии. Вокруг нее она расположила воображаемые печати, чтобы помнить, где были Солнце, Луна и другие планеты, каждая в своем Доме. Через пять или через двадцать лет, если доживет, она покажет это другому математику, другому волшебнику, владеющему знанием звезд. Точно покажет, где и когда появилось странное знамение.Но лето кончалось, три с половиной месяца минуло после того, как все началось, и звезда померкла. Она могла еще видеть ее в сочетании с созвездием Дракона, но теперь это была обычная звезда. Наверное, так рождаются ангелы: свет звезд возвещает их рождество, рождество посланников Господа нашего и Владычицы. А может, это просто была комета — так математики называют звезды, имеющие хвосты и иногда пересекающие сферы Солнца.Сама не сознавая того, девушка надеялась, что отец вернется, что на самом деле он не умер и что чудом спасет ее. Странная звезда появилась в ночь, когда он умер. Предвестница смерти… Теперь она понимала, что отец именно об этом и думал. Когда звезда погасла, погасла и ее надежда. Он был мертв. Ушел. Через семь сфер — в Покои Света. Он не вернется. А она… Она осталась одна. 2 Лиат собирала для сада опавшие листья и навоз, удобрения к будущему году, когда появился Хью. Он шел из конюшни, ведя за собой пегую кобылу. Посмотрел на Лиат, но ничего не сказал и, казалось, был доволен ее работой. Закончив, Лиат остановилась, оперлась на лопату и спокойно посмотрела на него.Отчего-то довольный собой, Хью улыбнулся:— Меня не будет двенадцать дней. Мне нужно на север, во Фрилас, узнать у епископа новости и отслужить службы в городках. Пока я отсутствую, еду будешь брать в харчевне. А когда вернусь, отпразднуем вместе Успение.Лиат кивнула в знак согласия. Он уже ездил во Фрилас шесть недель назад, и восемь дней его отсутствия были для нее большой радостью. Что-то в выражении лица, должно быть, выдало ее мысли. Он отпустил поводья, подошел к ней ближе, поднял свою чистую белую руку и огладил ее спутанные волосы, а затем, когда она онемела от прикосновения, ее лицо.— Вот еще что, — сказал Хью, возвращаясь к лошади. Выказывая мастерство, грациозно вскочил на лошадь и, пристально, свысока посмотрев на Лиат, продолжил: — Прими ванну. В сундуке найдешь нижнее белье и красивое платье, хочу, чтобы ты была так одета во время праздника.Он натянул поводья и поехал по дороге на север, в сторону леса. Странно: поверх своей священнической рясы, накинутой на дворянское платье (кафтана и рейтуз), Хью надел перевязь с мечом.Лиат закончила еще пять грядок и отправилась на кухню, вымыла лицо и руки. Вода из колодца была холодной и день за днем становилась холоднее. Лето сменяла осень. Что ж, лето прошло для нее сравнительно легко. Но по ночам становилось зябко. Прошлой ночью она обрадовалась, когда боров Троттер привалился большой теплой тушей к тонкой перегородке, отделявшей ее сухую соломенную постель от загона со свиньями.Лиат вздохнула и вытерла руки о тунику, затем развела огонь под котлом с остывшей кашей. Здесь было даже жарко. Маленькая кухня размещалась в пяти шагах от беспорядочно расположенных домов, много лет назад построенных вокруг часовни. Центральное здание было построено, как говорили, священником из королевства Аоста. Он не привык к холодным зимам, тщательно законопатил деревянный сруб, и тот великолепно удерживал тепло. Этим летом в свинарнике было куда комфортнее, чем у Хью в келье.Она чихнула, смахнула клочок сена с лица и вышла на улицу. Солнце садилось за лесом, золотой и огненно-красный цвет листвы причудливо смешался с зеленым цветом хвойных деревьев. Хью ездил в ту сторону довольно часто, навещая больных, умирающих и отшельников, которые общению с людьми предпочитали незамысловатый комфорт святой жизни. Но поездки длились не дольше дня. Когда он в тот раз ездил во Фрилас, девушка не осмелилась куда-либо пойти или что-то сделать, слишком была уверена, что все эти восемь дней он просто скрывался от нее, пытаясь подловить. В этот раз, вероятно, стоило попытаться добраться туда, где Ханна спрятала книгу.О книге она думала постоянно. Хоть Хью ни разу не обмолвился о ней за все это длинное лето, она знала, что и он думает о том же. Лиат чувствовала это в его взгляде, в манере касаться других книг в ее присутствии, как бы напоминая о тайне, которую она должна раскрыть.Несвободные люди различают разные степени свободы. Хью принадлежало ее тело. Но не разум и душа. Бросив последний взгляд на дорогу, ведущую на север, она направилась на запад, к заросшим лесом холмам.Стояло бабье лето. Оставив позади себя церковь, часовню, свинарник, кухню и огород, она почувствовала, что тяжкий груз свалился с плеч. Тягостное присутствие Хью, все, что напоминало ей о потерянной свободе, исчезло. Сейчас она была свободна. Отец бы заплакал, увидев все это. Если бы знал, что к рабству ее привело лишь его недомыслие. Бедный отец… Она заплакала.Запела птица. Белка защелкала и вскочила на ветку. Ковер из опавших листьев смягчал ее поступь. Лиат стала тихонько напевать. Сначала голос ее был низок и хрипел, но незаметно обрел уверенность. Она пела древнюю песню, которой научила ее мать. Слова, значения которых она не знала, складывались в сладкозвучный ритм, создавая необычную мелодию. Она хорошо знала даррийский и догадывалась, что слова эти из песен давно умершей империи — и корни их в даррийском.— Лиат! — раздался женский голос.Она обмерла:— Ханна?Позади хрустнула ветка. Должно быть, под лапой какого-то животного, но, обернувшись, Лиат ничего не увидела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159