— Прости, Владычица, слабого сына своего. Сделай достойным своей милости. Суди меня нестрого, Госпожа. Даруй прощение грешнику. Дай светлый разум, дабы стяжать доброты и низвергнуть гордыню.Казалось, он никогда не окончит. Клирики в лагере служили последнюю вечернюю службу. Алан присоединился к молившемуся Агиусу.Антония не возвратилась, даже когда служба окончилась — вероятнее всего, пошла на пир. Вместо нее появился клирик Виллиброд с хлебом, сыром и вином для пленников. Отдав им пищу, он принялся за свои ожерелья. Агиус ни к чему не прикоснулся, хотя Алан и заставил его выпить несколько глотков вина.Антония вернулась поздно и сразу отправилась на покой. Сам Алан спал плохо, ворочаясь на голой земле. Не спасало даже тепло собак, прижавшихся к нему. Вопросы роились в голове. Что должна племянница Агиуса сделать для мятежа Сабелы? Агиус был простым священником, и таковой никогда не осмелился бы сидеть перед епископом. Алан засыпал и просыпался, в перерывах между ночными кошмарами слыша, как Агиус бормочет молитвы.
Наутро Алану позволили выгулять собак — разумеется, в сопровождении стражи. Возвращаясь, он увидел, что с Антонией в их сторону движется много людей в богатых одеждах, сверкавших серебром и золотом. Он заторопился к Агиусу.— Сюда идут! Антония и много других людей! — зашептал он. — Много знати.Агиус с трудом поднялся, но нашел в себе силы выпрямиться и с гордой осанкой встретить входящих. Не так полагалось простому священнику… Алан преклонил колени, собаки сели по бокам. Ему не пристало стоять перед благородными чинами, сам он был не более чем купеческий сын.Солнце светило ярко, но его затмевали богатые одежды госпожи Сабелы и грузного человека, сопровождавшего ее: Родульфа, графа Варингии. Их одежду украшали драгоценные камни, золото и серебро, платье же епископа выглядело весьма скромным.Родульф рассмеялся и обратился к Антонии:— Господь милосердный! Парень одет в такие лохмотья, что я бы не заметил его, не предупреди меня ваше преосвященство.Он тяжело шагнул вперед. Широкоплечий и массивный, Родульф был краснощек, как человек, который ест часто и никогда не испытывает недостатка в пище. Он хлопнул Агиуса по плечу, выказывая дружеское расположение.— Что же ты, достойный юноша? Невезение? Знаю, твои родители были в ярости, когда вместо женитьбы ты пошел в попы. Но всегда думал, что ты будешь пресвитером и осядешь в этом чертовом Дарре под крылышком у самой госпожи-иерарха. — Он дернул ветхую рясу Агиуса с такой силой, что Алан испугался, как бы та не порвалась.— Я служу нашей Владычице, — твердо отвечал Агиус, — и никогда не желал другого.Он не выказывал никакой почтительности ни Родульфу, ни самой принцессе Сабеле, с задумчивым и суровым видом стоявшей рядом.— И пришел сюда послужить любезной нашей сестре Сабеле?— Нет!Сабела не дрогнула.— Ты все равно нам послужишь, Агиус, — заговорила она ровным голосом. — У меня нет времени на осаду Отуна, а епископ Констанция не отдаст город просто так. За нашей спиной их ополчение, и вперед я идти не могу. Так что рано или поздно город падет. Если мы не заключим сделку: я гарантирую безопасность твоей племянницы, а ты приводишь мне Констанцию в качестве заложницы.Угроза не испугала Агиуса. Теперь он выглядел даже увереннее.— Если вам не хватает сил, чтобы победить Генриха, не лучше ли вернуться в свои земли и управлять ими? Это было бы более достойно.Губы Сабелы дрогнули в каком-то подобии улыбки. Она подала знак одному из слуг, и в шатер ввели темноволосую девочку лет пяти или шести. Увидев Агиуса, она с плачем бросилась к нему, оттолкнув стражу.— Дядюшка! Они убили няню!Агиус крепко сжал ее в объятиях, шепча слова утешения. Когда девочка затихла, Сабела заговорила вновь:— Наши лазутчики настигли их под Отуном. Кое-кто отказался сдаться. Была небольшая стычка.— Чего ты от нее хочешь? Ты же знаешь, она тоже предназначена церкви.Родульф занервничал, крутя кольца на своих толстых пальцах. Он попытался показать, что этот разговор его не касается. Антония, наоборот, слушала, излучая доброту и ласку. Алан, глядя на нее, чувствовал, что мурашки бегут по его спине. Ярость заворчала, и он, чтобы успокоить животное, погладил его по шее.— Я ничего не хочу от нее, — сказала Сабела. — И ничего не сделаю, если ты не принудишь. Мне нужна епископ Констанция.Агиус побледнел настолько, что его усталые глаза казались неестественно темными. Ребенок прижался к нему, пряча лицо в складках рясы.— Констанция ни в чем не подозревает тебя, Агиус, — продолжала Сабела. — Вы выросли вместе, и насколько я помню, до того как она приняла сан, а тебя попытались женить на герцогине Лютгарде, между вами был разговор о помолвке. — Она коснулась ладонью золотого ожерелья на шее. — Ты так и не женился на герцогине, тебя выручил брат. Молодой Фредерик был добрый и великодушный человек. И хороший воин. Увы! Много достойных людей погибло на востоке в войнах, что ведет Генрих вместо того, чтобы заботиться о своих собственных землях. А теперь… — Она вновь подала знак слугам, которые подошли к девочке.Та прильнула к дяде и снова заплакала. Агиус крепче прижал ее к себе. Гнев кипел в нем, но, наконец справившись с собой, он высвободился из объятий ребенка. Слуги увели ее.— Вижу, мы поняли друг друга, — произнесла Сабела и тут же покинула шатер.— Ты должен понять меня, — заговорил Родульф. — Отныне вендийский король будет не властен над моими землями. Ты вендиец и вряд ли сочувствуешь мне, но понять должен. Хотя, конечно, я не одобряю таких методов.— Много жизней будет сохранено, — вмешалась Антония, — а Отун не будет опустошен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159