глубокие поперечные морщины на лбу главного
врача говорили о его возрасте больше, чем седые виски.
- Ваше мнение, Клим? - Голос у директора был низкий, почти
бас, но мягкий, не оглушающий.
- Я только что узнал об этом, - сдержанно ответил Мальгин. -
Мне нужно знать, помимо медицинской диагностики, как все произошло,
где, по какой причине, то есть получить всю доступную информацию.
- Можем дать только приблизительную реконструкцию происшествия, -
сказал один из спасателей чуть в нос; это и был Прохор Жостов, руководитель
сектора, в котором работал Шаламов. - Дело в том, что мы обнаружили
Даниила в последний момент, когда он уже не дышал, да и координатор
его шлюпа был кристаллически мертв. Никто, по сути, не знает, что
произошло, а маатане не хотят сообщать подробности.
- При чем тут маатане?
- О случившемся мы узнали от них, точнее, от маатанина, которого
спас Шаламов. Это все, что известно достоверно. В системе, где мы
нашли спасателя, - кстати, это в высшей степени интересная система,
так называемая Горловина "серой дыры", - на искусственной
планете, имеющей форму куба, остался маатанский космолет, но он тоже
пуст. По всему видно, что шлюп Даниила в состоянии "струны"
пересек "струну" чужого корабля, но о подробностях аварии
расспросить некого.
- Появятся новые сведения - сообщите, пожалуйста.
- Непременно.
- У него есть близкие? Родственники? - спросил Таланов.
- Отец, мать, жена, - ответил Джума Хан.
- Они знают?
- Отец и мать знают, жена еще нет, она... беременна.
Мальгин медленно повернулся к говорившему.
- Что?.. Что вы сказали?
- Она беременна, - невозмутимо повторил Джума Хан.-
Мы считаем, что в сложившейся ситуации до родов ее нельзя волновать
этим сообщением.
"Когда же роды?" - хотел спросить Мальгин, но сдержался.
Таланов сел на его место, придвинул к темени выросшую из мигающего
огнями "кактуса" пси-вириала на гибком усике "одуванчик"
эмкана и погрузился в мысленные переговоры с координатором. Через
две минуты отодвинул эмкан, помассировал висок ладонью.
- Готард, продолжайте анализационное сканирование и структурное
интегрирование показаний. Завтра соберем консилиум. Клим, доклад сделаете
вы, не забудьте главное: выводы и рекомендации консилиума принимаются
к неукоснительному исполнению, и ошибки должны быть исключены. Такого
случая я не помню в практике, и вряд ли подобные зафиксированы историей
медицины, но все-таки покопайтесь в планетарном БМД и банках СПАС-службы.
Мальгин молча кивнул.
Весь день он находился под впечатлением встречи с Шаламовым
и страшного диагноза его состояния. Память вопреки воле снова и снова
прокручивала события давно минувших дней: детство, юность, совместные
игры, увлечения, ссоры, первые серьезные шаги в жизни и, наконец,
встречи с Купавой. До института. После. Признание... Да, тогда он
казался старше, значимее и увереннее Шаламова благодаря своей природной
сдержанности и спокойствию. Даниил слишком разбрасывался, хватался
за тысячу дел, с легкостью бросая переставшие его интересовать, а
Мальгин шел одной тропой к намеченной цели, и Купава пошла за ним.
Четыре года, конечно, не прошли как один день, и все же они жили,
не ощущая власти времени, но потом Шаламов вернулся из очередной звездной
экспедиции повзрослевший, переживший смерть товарищей, научившийся
ценить сказанное им самим слово и ответный взгляд друга... нет, они
встречались втроем и раньше. Купава любила Шаламова, как она говорила, -
за общительность, распахнутость души и склонность к юмору, но кто
же знал, что это чувство внезапно усилится многократно и вырвется
на свободу, ломая рамки сложившихся отношений, паритет дружбы и устоявшихся
взглядов на смысл жизни?! Кто? Только не Мальгин. И ему пришлось пережить
самый тяжелый день в своей жизни, когда Купава сказала ему, что уходит
к Шаламову! День, когда был разрушен замок его привычных представлений
о женской любви и мужской дружбе, и ночь, когда он сквозь боль и муку
нахлынувшего одиночества вдруг понял, насколько ошибался в себе!..
Шаламов пришел на следующее утро, волнуясь, сказал всего несколько
слов:
- Я ничего не знал. Она пришла час назад. Ты, наверное, догадывался,
что я ее люблю, но я бы никогда сам... она пришла и... - Шаламов
беспомощно пожал плечами и криво улыбнулся; Мальгин впервые увидел
в глазах друга растерянность. - Если считаешь меня подлецом -
прощай.
Мальгин покачал головой. Ему было плохо, очень плохо, однако он недаром
считался сильным и выдержанным человеком.
Все правильно, подумал он почти бесстрастно, загнав свою боль глубоко
в сердце. Она сделала все правильно. Я бы тоже никогда не понял, что
все кончилось, а если бы и понял, то не поверил. Редко кто способен
признаться в собственном эгоизме добровольно... Однако вслух он сказал
другое:
- Дан, если вы с Купавой не будете возражать, я приду к вам в
гости. Позже. А сейчас я хочу побыть один.
Он сдержал свое слово... через два месяца, когда почти полностью преодолел
последствия самоанализа, тоскливую тягу к голосу Купавы и желание
сделать операцию на собственной памяти. И еще дважды приходил к ним
в гости, хотя Купава всегда почему-то пугалась его приходов, и вот
спустя еще полгода Шаламова привозят спасатели...
"Господи, - снова подумал Мальгин со страхом, - она
беременна! И вполне вероятно, "виновен" в этом именно я!..
Хотя какое это имеет теперь значение? Главное, она ничего не знает
о Дане. Что же случится, когда ей сообщат о положении мужа?.."
Вошел Заремба, как всегда - руки в карманах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45