Да и бойцы Мочалова действовали довольно четко и грамотно. Они вели прицельный огонь по вражеской пехоте, отсекая ее от бронированных машин. И тут ударили наши противотанковые пушки. Вскоре враг отступил, оставив на поле боя долго чадившие черным, густым дымом шесть танков и три бронемашины. Командиру роты было приятно, что его бронебойщики тоже поработали неплохо — подбили два танка и бронемашину. Особенно отличился сержант Кислицкий. Мочалов даже сейчас, сидя в блиндаже, улыбнулся, вспомнив, как этот балагур и шутник, прежде чем выстрелить в бок вражеского танка, так выразился, что многие бойцы уже после боя хохотали до слез, вспоминая его слова.
«Надо не забыть и сказать командиру взвода представить к награде Кислицкого», — подумал Мочалов. И он живо представил себе сержанта: выше среднего роста, аккуратный, подтянутый. Он был женат и до войны жил в квартире тещи. В минуты отдыха Кислицкий с юмором рассказывал о своих любовных похождениях. Петр был уверен, что девяносто процентов этих рассказов — вранье. Но сержант умел все эта так подать, что солдаты, не задумываясь, правда это или нет, от души хохотали над его рассказами.
Мочалов поднялся и вышел наружу. День клонился к вечеру. Взглянул на поле боя. На белом снеге четко вырисовывались все еще дымящиеся танки, бронемашины, на нейтральной полосе, среди чернеющих воронок от снарядов, лежали убитые немцы.
Он подозвал командира второго взвода и приказал:
— Подготовь, Федор Васильевич, три группы автоматчиков и с наступлением темноты выдвинь их за первую линию на нейтралку. Пусть встретят немцев, те обязательно полезут: видишь, сколько убитых лежит и автоматов валяется?
— Я уже об этом подумал, Петр Петрович. Думаю, что и нам десяток автоматов не помешает. Одну группу направлю к танку, что Кислицкий подбил. Смотри, как он удобно стоит: под обстрелом практически все пространство можно держать.
— Не забудь с Герасимовичем свои действия согласовать. Он же наверняка тоже думает воспользоваться тем, что его взвод в охранении в первой траншеи находится и убитые фрицы от него недалеко. — Мочалов повернулся к телефонисту, стоявшему у входа в блиндаж: — Василий, соедини-ка меня с Герасимовичем.
Пожилой с заросшим лицом солдат, одетый в длинную шинель, ответил «есть» и нырнул за плащ-накидку.
— Товарищ старший лейтенант, Герасимович на проводе!
Мочалов взял трубку полевого телефона:
— Слушай, Павел, ты никаких действий на нейтралке пока не предпринимай. К тебе вечерком заглянет Северинов, вместе и подумаете.
Он положил трубку на рычаг и выглянул из блиндажа. Северинов стоял недалеко и рассматривал в бинокль поле боя. Мочалов сказал:
— Представь Кислицкого к медали «За отвагу».
— Хорошо. Я хотел за него просить тебя.
В этот момент послышался зуммер телефона. Телефонист взял трубку и тут же позвал Мочалова:
— Товарищ старшин лейтенант, вас комбат спрашивает.
Мочалов взял трубку и услышал голос Тарасова.
— Ты спрашивал меня?
— Так точно. Хотел доложить о результатах боя.
— Я их и сам видел, эти результаты. Во время атаки находился во второй роте, почти рядом с тобой. Поработали вы хорошо, спасибо. Какие потери у тебя?
— Четыре убито и три ранено, один — тяжело.
— Да-а, у тебя, Петр, не так как у других получается.
— Как это? — не понял Мочалов.
— Обычно раненых больше, чем убитых, а у тебя наоборот.
— Если бы во время боя вы не были в соседней роте, а в моей, то убитых, конечно, было бы меньше, чем раненых, — вспылил Мочалов.
— Ладно, ротный, ты не кипятись, а то бруствер окопов хорошо будет виден — снег растает, — добродушно сказал майор и добавил: — Ты лучше похоронки готовь да отличившихся к награде представь, — и Тарасов положил трубку.
Мочалов вышел из траншеи злой, как черт.
«Идиот, — ругал он себя, — сам же после госпиталя к этому Тарасову напросился». Стоило Петру подумать о госпитале, как он вспомнил, что перед самой атакой немцев ему почтальон принес письмо. Мочалов только успел заметить, что письмо от Алексея Купрейчика. Старший лейтенант сунул письмо в карман и начал готовиться к бою. И вот теперь вспомнил о нем. Он достал письмо и оглянулся, отыскивая место, где можно присесть. Увидел пустой деревянный ящик от снарядов и направился к нему. Развернул треугольник и начал читать: «Здравствуй, Петр! Пишу тебе лежа. Дело в том, что я последовал твоему примеру и угодил в госпиталь. Сначала было нелегко, но теперь дела пошли на поправку. Угораздило меня получить несколько ран, но самая обидная — в область горла. Пуля большого вреда не причинила, но на две недели лишила меня голоса. И надо же такому случиться, что именно в это время я встретил на станции Надю...»
Алексей с горечью рассказывал, как ему удалось увидеть жену, а у Петра глаза застилали слезы. Сколько душевной боли видел он между строк письма брата. Алексей писал: «Ты знаешь, как вспомню ее глаза, не узнавшие меня, волком выть хочется. Теперь мою душу терзает тревога: что с Надей, она же осталась на том безвестном мне полустанке! Смогла ли уйти, ведь там вот-вот должны были оказаться немцы? Я из госпиталя, как только смог писать, сделал уже три запроса, но ответа никакого. Правда, мне не везет еще и в этом, что перевезли меня уже в третий госпиталь, и вполне может быть, что ответ меня не нашел. Ты уж, брат, присматривайся к людям в госпиталях, спрашивай у них, а вдруг ты найдешь ее...»
Петр кончил читать, и подперев голову руками, задумался:
«Я сочувствую тебе, брат, потому что и сам терзаюсь неизвестностью. Тебе, конечно, тяжело, но ты же ведь хоть случайно, пусть редко и издалека, но видел свою жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155