В каждом брифинге Бредли усматривал потенциальную возможность утечки информации. Он хотел быть единственным, кто докладывает советнику президента США Генри Киссинджеру или его первому заместителю, генералу А. Хейгу, и то только в соответствующее время. Бредли усиленно стремился получить доступ к этим двум весьма влиятельным людям. Он исходил из своих представлений о том, что в соперничестве с коллегами Киссинджер является наиболее информированным человеком, который контролирует все, что касается внешней политики, а также секретных мероприятий, затрагивающих внешнюю политику. Бредли знал, что Киссинджер сам отбирает то, что лично будет представлять Никсону. Пока операции Бредли приносят ключевую разведывательную информацию, доступ к Киссинджеру и Хейгу ему открыт. Это стало ясно, когда в прошлый раз он ходил докладывать Киссинджеру о перспективах использования подлодки «Халибат».
Киссинджер опоздал тогда на полчаса. Он вошел в кабинет, сел в кресло, откинулся, положил одну ногу на стол перед собой, а вторую вытянул в направлении Бредли. «Ну, хорошо, – сказал он с явным немецким акцентом. – У вас 10 минут. Начинайте доклад».
Бредли знал, что лучше не съеживаться от страха. И спокойно произнес: «Доктор Киссинджер, я не могу сделать это за 10 минут. Если у вас в распоряжении всего 10 минут, то мне придется уйти и вернуться в другой раз. Потому что за 10 минут мы только потеряем ваше и мое время».
«Ну, ну. Вы начинайте, а я скажу, когда остановиться».
Они проговорили более 45 минут. Бредли показалось, что это была его важная победа. Теперь Бредли, уже капитан первого ранга, рассчитывал, что его предложение о поисках советского кабеля подводной связи представит исключительный интерес для Хейга. Тот доложит о нем Киссинджеру, а советник президента по национальной безопасности с удовольствием расскажет обо всем Никсону. Бредли больше ни с кем не хотел делиться о своих намерениях, пока не будет разработан четкий план действий. Он известил только тех, кому было абсолютно необходимо это знать – командующего Тихоокеанским флотом и Харлфингера, начальника военно-морской разведки.
По существующим правилам Бредли должен был представлять свой план «комитету 40» под председательством Киссинджера. В составе этого комитета были высшие чиновники государственной безопасности, включая председателя объединенного комитета начальников штабов и директора ЦРУ. Задача комитета заключалась в том, чтобы оценивать все секретные зарубежные операции, начиная с проникновения ЦРУ в страны третьего мира и кончая сверхсекретными акциями по подслушиванию Кремля. Предыдущие президенты тоже имели подобные комитеты. А после инцидента с «Пуэбло» рутинные операции, такие как набеги подлодок в советские прибрежные воды или разведывательные полеты самолетов, включались в ежемесячный список для рассмотрения комитетом. Члены комитета проводили заключительный обзор, после чего ставили на бумаге свою пометку «Одобрено».
Но более опасные операции, такие как план перехвата важнейшей советской линии связи, подлежал более детальному обсуждению, в ходе которого операция должна была пройти главный из тестов: стоит ли риска потенциальная выгода? А самые рискованные операции должны представляться президенту страны для окончательного утверждения. Основная работа «Комитета 40» заключалась в том, чтобы обеспечить тест на здравый смысл, отсечь все лишнее, что зачастую диктуется лишь азартным стремлением к сбору сенсационной информации. Короче говоря, этот комитет был органом надзора, предназначенным быть выше местнических интересов, соперничества между ведомствами, диктаторских замашек и неизменного соблазна авантюр всех видов, от храбрости до глупости.
Но этот идеал зачастую оказывался не более чем благим пожеланием. Комитет почти никогда не отказывал в одобрении какой-либо операции. И разведывательные ведомства и вооруженные силы знали, что они могли обойти остальных членов комитета, если им удавалось согласовать вопрос с Киссинджером, который по своему усмотрению мог использовать комитет или игнорировать его. Иногда лично одобрив операцию, он проводил голосование комитета по телефону, закулисным путем. А то и вообще не считал нужным это делать.
Киссинджер дал всем понять, что лично займется вопросом подслушивания. Это устраивало Бредли и Харлфингера, которые тогда, весной 1971 года, были очень довольны освобождением от формальных слушаний в «Комитете 40». Им было нетрудно представить, как бы выглядели эти слушания: «Где вы видели эти знаки?», «Вы сказали на Миссисипи?», «Итак, капитан первого ранга Бредли, вы говорите, что вам пришло все это в голову, когда вы в одиночестве сидели в своем кабинете в 3 часа ночи?», «А не злоупотребили ли вы виски накануне вечером?» Естественно, освобождение от столь тягостной процедуры было большим счастьем для Бредли.
С советской точки зрения, любое вторжение в Охотское море было совершенно незаконным. Хотя США считали значительную часть этого моря международными водами. А поиск знаков на советском побережье обязательно будет проходить в международно-признанной трехмильной зоне территориальных вод, и проникновение туда «Халибат» будет расценено как нарушение суверенитета Советского Союза.
Бредли надеялся, что Киссинджер не обратит внимания на то, что момент для проведения столь рискованной операции выбрано не самой лучший. Ведь «Халибат» будет нарушать советский суверенитет именно в то время, когда президент Никсон напялил на себя тогу миротворца. Президент США выступил по национальному телевидению с заявлением о том, что он лично спас заходившие в тупик переговоры о контроле над вооружениями, вступив в секретную переписку с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126