аккуратно выписанные дорожки, огибавшие лужайку, на которой росла большая плакучая береза, несколько красиво сделанных клумб с еще не отцветшими кустами – кажется, розами – и маленький, мерцающий в темноте прудик с легкими лодочками сухих листьев. Сад был ухожен и наряден, и гармонию его четких линий нарушала лишь проплешина в левой части живой изгороди, через которую были видны размытые очертания темного соседского участка.
Максим любил сады – детское воспоминание о даче в Подмосковье, на которую они ездили каждое лето. Огородик с укропом, редиской и луком (с грядки прямо на стол); зазывно краснеющая, занозистая малина у ограды; куст кислющего крыжовника, который маленький Максим объедал задолго до его созревания; клумбочки с флоксами и астрами (розы у них не росли, маме так и не удалось с ними сладить в сыром подмосковном климате); деревянная мшистая бочка с дождевoй водой, нагревшейся за день на солнце: он погружал в нее с бульканьем тяжелую лейку и поливал огород, и вода теплыми пыльными языками сползала с грядок и ласково лизала его босые ноги… Костер вечерком, из старых листьев и обрезков веток, и его низкий, терпкий, горьковатый дым, стелющийся над дачами; и папа с мамой на деревянных ступеньках крыльца, и дымок их сигарет смешивается с дымом костра; и не всегда понятные разговоры о политике и об искусстве, и комары тонким звоном над ухом, и расчесанный прыщик, мешающий спать, и крем «Тайга» на коже… Дачу потом продали за бесценок – она требовала ремонта, но никто не мог ею заниматься, не было времени, не хватало денег…
Максим раскрыл окно, вдыхая ночные запахи.
– Нравится? – Оказалось, что Соня стоит позади него, тоже глядя в сад.
– Нравится. Я люблю сады. Еще с детства… У вас красивый сад, продуманный, ухоженный.
– Только эта дыра весь вид портит. Вон, видишь, кустов не хватает?
Четыре туи засохли. Я велела их выкопать, хотела новые купить, но передумала.
Решила, что лучше все туи выкопать и посадить лавр. Он не сохнет, как туи, и красивый. Но все-таки жалко выкапывать туи… Они все-таки живые. Хотя они чаще сохнут, но в конце концов всегда можно засохшие выкопать и посадить новые, правда ведь?
Максим слушал ее ботанические объяснения и думал: вот человек, не связанный ничем: ни работой, ни начальством, ни зрителями – одним словом, не связанный интересами других людей, которые вечно противоречат твоим собственным. Вот человек, не связанный необходимостью зарабатывать себе на жизнь, который в денежных тратах руководствуется только своим вкусом и прихотями; вот человек, не зависимый ни от чего, ни от кого – одним словом, свободный. Правда, ее свобода ограничена Пьером: это он дает ей все виды свобод – кроме свободы от самого себя… Потому-то она так и охраняет свой покой, свою безмятежность чувств: знает, что если рухнет, если позволит себе рухнуть в другие отношения, то лишится всех своих привилегий. Обретет разве что свободу любить, но… Приносит ли она счастье? Даже истории с хорошим концом, когда пирком и за свадебку – чем они кончаются? Тем же самым: привычкой и бытом.
Хорошо, если мирным, как у Вадима с Сильви. Хуже, как это получилось у него с Лидой. Но так или иначе, любить ровной домашней любовью, в которую трансформируются со временем пылкие страсти, – можно и Пьера. В роли подобного кандидата он ничем не хуже других. А уж если совсем честно, то надо признать, что даже лучше многих, если не как любовник, то как муж…
Как муж, да. Максим, например, к функции мужа непригоден, его семейная жизнь с Лидой лишь доказала общеизвестное…
– Так я ничего и не решила, – продолжала тем временем Соня, – и мы остались с пролысиной в изгороди. Хорошо, соседей нет, они здесь только летом бывают! Но надо все-таки на чем-то остановиться, сейчас осень, время посадок еще не закончилось, надо решить. Меня эта дыра, честно говоря, пугает, мне там все время кто-то мерещится, будто кто-то в кустах стоит. Пьер надо мной смеется…
– Вот я и говорю, что ты слишком своенравна, – сказал Максим.
– В каком смысле? – опешила Соня.
– Как с обоями… Хотела одно, решила другое, потом снова передумала…
Ты привыкла следовать своим прихотям, а в актерской профессии требуется дисциплина, – закончил он суровее, чем ему бы хотелось, с неожиданной для него самого ноткой обличительства.
– Мне все быстро надоедает… – Соня оправдывалась под натиском Максима. – Я еще не успеваю новую идею осуществить, как она мне уже надоедает… Ты прав. Так я и остаюсь, с недоклеенными обоями и с непосаженными кустами, – виновато подытожила она.
– И с мужем, которого ты не любишь, – дополнил Максим глуховатым голосом, глядя в окно.
Он и сам не знал, как он осмелился это сказать. Это было по меньшей мере неприлично. И снова непонятно, зачем. Ревность? Как же это глупо!..
Соня вскинула на него глаза с некоторым удивлением.
– Пьер меня понимает… Он не навязывается, он мне дает свободу жить так, как я хочу…
– Встречаться с Жераром, например? Соня вспыхнула.
– " – Ты не находишь, что это не твое дело? Максим находил. Но лез в атаку.
– Ты ведь вчера с ним была в ресторане, не так ли? Я видел, как вы переглянулись…
– Послушай, с какой стати…
– Твой муж дает тебе свободу иметь любовника?
– Мы не любовники!
– Я не вчера родился, Соня!
– Мы правда не любовники! И это не твое дело! По какому праву…
– Ты с ним вчера была в ресторане? Все равно Реми узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115