обеспеченность и оплаченность ее прихотей, которые дает ей Пьер… Единственное, чего Пьер не в силах ей дать, – это любовь. И она ее ищет, втайне от самой себя… Ищет и не находит. Парадокс же в том, что, когда найдет и когда насытится, начнет снова требовать покоя.
Он все еще держал ее в своих руках, поглаживая по темным шелковистым волосам, пряно пахнущим дорогими духами. Соня, не шевелясь, лежала у него на груди.
Но вот чего-чего, а покоя Максим не способен ей дать. Их отношения обойдутся Соне слишком дорого, переломают ей всю жизнь, а потом она упрекнет его, Максима: и вот ради твоей безумной, безалаберной и безденежной (по сравнению с Пьером-то!) жизни, в которой все занимает кино, я всем пожертвовала? Конечно, живи он во Франции, все было бы проще: небольшой адюльтер (пусть и со всею страстью), и вскоре все станет на свои места и они разойдутся по своим углам, вернутся каждый к своему, ничего не разрушив… Но он живет в России. Не стоит и начинать.
Максим ослабил руки, обвивавшие Сонины плечи. Она медленно подняла лицо, глянула на него без удивления (поняла ход его мыслей?), выпрямилась и сказала:
– Есть хочешь?
– Хочу.
Самое странное, что он не задавался вопросом, какой выбор сделала бы сама Соня. Он знал, что ее невинные провокации были для нее ловушкой, о которой она сама не подозревала. Она думала, что играет в детскую, слегка щекочущую нервы игру; но в тот момент, когда она бы поняла, что игра обернулась реальностью, было бы поздно. Если Максим откликнется на ее провокацию и возьмет инициативу в свои руки – она пропала. Она будет принадлежать ему, Максиму.
Потому-то он не возьмет инициативу в свои руки. Он не умеет отвечать за тех, кого приручил.
– Я тебе приготовлю, – сказала Соня, не глядя на него.
– Я встану.
– Тебе нельзя.
– Это еще почему?
– Врачи сказали.
– Ерунда.
Максим сел на кровати. Голова кружилась, но общее состояние было вполне сносным.
– Сегодня у нас который день? – спросил он.
– Понедельник.
– Хорошо я поспал, почти сутки. Мне, кажется, укол сделали? Я не очень ясно помню… Помню только, что голова сильно болела.
– Врачи сказали, что ты легко отделался, но тебе нужен покой. Лежать. И есть хорошо. Так что не капризничай.
– Ладно, – улыбнулся Максим, – если за мной будешь ухаживать ты, то я согласен.
Соня улыбнулась, вежливо и грустно.
– Вадим звонил, обещал перезвонить. Реми тоже звонил, сказал, что постарается заехать с тобой попрощаться.
– Попрощаться?
– Пьер считает, что теперь его услуги не нужны, раз полиция взяла расследование в свои руки.
– Вадим тоже?
– Вадим согласился.
Соня принесла Максиму кофе с горячими круассанами и уселась рядом на край постели, глядя, как он ест. Взгляд ее был печален.
Обнять бы ее снова… Крепче, сильней, ближе. Стиснуть, сдавить, впечатать ее тело в свое…
– И что полиция? – спросил он. – Есть что-нибудь новое?
– Я пока не знаю. Реми обещал рассказать, когда придет.
Реми словно ждал под дверью, когда Максим закончит есть, и позвонил в тот момент, когда Максим протянул опустевший поднос Соне. Занеся поднос по дороге на кухню, она пошла открывать.
– Ну как, больной? – протянул ему руку Реми. – В порядке?
– В порядке. Рад вас видеть. Спасибо, что пришли.
– Да чего уж там. Мы тут с вами как-то сблизились… Я, как собака, привыкаю к тем, кто меня кормит, – усмехнулся он. – А я больше этим расследованием не занимаюсь… Знаете? Теперь оно в руках полиции.
– Да, Соня мне сказала. Надеюсь, что полиция с этим справится… Мне жаль, что вы больше не будете участвовать в расследовании. У меня было такое чувство, что вы близки к разгадке…
– У меня тоже, – сказал Реми. – Но полиция быстро найдет, вот увидите.
Теперь, когда есть место преступления… Уже не так сложно найти.
– Дай-то бог…
– Так все в порядке, значит?
– Да, – улыбнулся Максим, – все нормально. Реми помялся.
– Тогда я пошел… Не говорю – надеюсь встретиться снова, со мной люди встречаются, когда у них проблемы и беды… Так что всего наилучшего.
– Погодите, Реми, – сел на кровати Максим, – а как же новости? Вы мне обещали новости.
– И вправду. Только у меня мало что. Вернее, у них мало что на данный момент. Мои предположения подтвердились, что уже хорошо, но нового ничего нет.
– То есть это… это был папа… там следы крови – его?
Реми кивнул, избегая Сониного взгляда. Максим нашел ее руку, крепко сжал. Соня смотрела в пол. Несколько мгновений протекли в молчании. Наконец Максим легонько тряхнул ее руку, все еще зажатую в его ладони.
– Соня, ты не могла бы нам кофейку сделать, пожалуйста? – сказал он и сделал большие глаза, намекая, чтобы Соня не проговорилась, что он только что кофеек откушал. Соня поняла намек и ушла на кухню, понимая также, что Максим решил дать возможность Реми рассказать обо всем, не стесняясь ее присутствием, не ища мучительно слова, которые могли бы смягчить жестокость реальности. В дверях она обернулась и глянула на Максима, тот чуть заметно кивнул – оба поняли, что она могла прекрасно слышать из кухни, не смущая детектива. Оба подивились такому взаимопониманию, будто тридцать лет вместе прожили, но особенно вдаваться в обдумывание родства душ никто не стал за нехваткой времени: нужно было слушать Реми, который уже рассказывал пониженным голосом, надеясь, что Соня его не услышит:
– Взяли и пленки, и фотографии, я им все отдал, даже записи своих встреч со всеми;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115